Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Трауберг , режиссер, автор кинокартины «Встречный»: «Советское государство становится все более и более на­циональным и даже националистическим».

Клычков , писатель: «Кому дали на поругание русский эпос? Жиду Таирову да мозгляку Бедному. Ну что можно было кро­ме сатиры ожидать от Бедного, фельетониста по преиму­ществу? Но кто-то умный человек и тонкий человек берет их за зад и вытряхивает лишнюю вонь».

Олеша , писатель: «Пьеса здесь главной роли не играет. Демьян заелся, Демьяну дали по морде. Сегодня ему, завтра другому. Радоваться особенно не приходится».

Лебедев-Кумач : «Нужно убрать ту матерщину со сцены и из поэзии, которую разводит Демьян и делает эту матер­щину официальным языком советской поэзии. Но, наверное, ему сейчас же после кнута дадут пряник, а набросятся на кого-то другого: нельзя обижать своего человека».

Эйзенштейн , заслуженный деятель искусств и режиссер кино: «Я не видел спектакль, но чрезвычайно доволен хотя бы тем, что здорово всыпали Демьяну. Так ему и надо, он слиш­ком зазнался... Во всем этом деле меня интересует один воп­рос, где же были раньше, когда выпускали на сцену контрре­волюционную пьесу?»

Орбели , академик, директор Эрмитажа: «Какие выводы? Постановление замечательное. Бить, однако, надо не столь­ко Таирова, сколько Демьяна Бедного. Нельзя добивать Таиро­ва. Возмутил меня Мейерхольд. Это хулиганское выступле­ние. Это гаерство».

Рошаль, заслуженный деятель искусств, кинорежиссер: «Ничего не понимаю. Не знаю, за что теперь браться. Ока­зывается, что вообще нельзя ставить никакой сатиры».

Сегодня трудно сказать, понимали или не понимали руко­водители НКВД, что в этом донесении многие имена — из когорты крупных талантов. Звезды нашей культуры обрадо­вались возможности продемонстрировать свою неприязнь лакею власти Бедному, но, к сожалению, по наивности своей отбрасывали мысль, что и на них готовятся компроматы, что подавляющему большинству из них предстоит пройти длин­ный путь страха, арестов, лагерей и расстрелов. Более того, в длинном списке Дьявола появится и горемыка Демьян.

Возможно, читатель, я перегружаю и без того тяжелый груз документов прошлого. Но этот груз не вынешь из сер­дец честных людей. «Мы все уголовники, ибо молчали», — поет Александр Новиков сегодня. «Я не вовремя сделался советским», — говорил Борис Пастернак. «Тревожит меня мысль — я очень изоврался», — напишет Аркадий Гайдар.

Покаяния, покаяния, покаяния.

А доносы текут своим чередом. И все Сталину. Публикую их с несущественными сокращениями. Они относятся к 1938 году.

СПРАВКА НКВД ДЛЯ СТАЛИНА О ПОЭТЕ ДЕМЬЯНЕ БЕДНОМ

«Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) — поэт, член Союза советских писателей. Из ВКП(б) исключен в июле с.г. за «резко выраженное моральное разложение».

Д. Бедный систематически выражает свое озлобление про­тив Сталина, Молотова и других руководителей ВКП(б)... «Зажим и террор в СССР таковы, что невозможна ни лите­ратура, ни наука, невозможно никакое свободное исследова­ние. У нас нет не только истории, но даже и истории пар­тии. Историю гражданской войны тоже надо выбросить в печку — писать нельзя. Оказывается, я шел с партией, 99,9 процентов которой шпионы и провокаторы. Сталин — ужасный человек и часто руководствуется личными счета­ми. Все великие вожди всегда создавали вокруг себя блестя­щие плеяды сподвижников. А кого создал Сталин? Всех ист­ребил, никого нет, все уничтожены. Подобное было только при Иване Грозном».

Говоря о репрессиях, проводимых советской властью про­тив врагов народа, Д. Бедный трактует эти репрессии, как ничем необоснованные. Он говорит, что в результате, яко­бы, получился полный развал Красной Армии: «Армия целиком разрушена, доверие и командование подорвано, воевать с та­кой армией невозможно... Может ли армия верить своим ко­мандирам, если они один за другим объявляются изменника­ми? Что такое Ворошилов? Его интересует только собствен­ная карьера»...

В отношении социалистической реконструкции сельского хозяйства Д. Бедный также высказывал контрреволюцион­

но ные суждения: «Каждый мужик хочет расти в кулака, и я считаю, что для нас исключительно важно иметь энергично­го трудоемкого крестьянина. Именно он — настоящая опора, именно он обеспечивает хлебом. А теперь всех бывших кула­ков, вернувшихся из ссылки, либо ликвидируют, либо высыла­ют опять... Но крестьяне ничего не боятся, потому что они считают, что все равно: что в тюрьме, что в колхозе».