Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

В годы, когда я занимался идеологией, различным конфес­сиям было передано около четырех тысяч храмов, мечетей, синагог, молельных домов. Естественно, что особенно памят­ны мне случаи, в которых я принимал прямое участие. Ни­когда не забуду, как мы с женой ездили в Оптину Пустынь (Калужская область) и в Толгский монастырь (Ярославская область). Оптина Пустынь — святое место для России — предстала перед нами в полном смысле слова грудой камней. Всюду битый кирпич, ободранные стены, выбитые окна, пол­ное запустение. Внутри храмов — инициативные сортиры атеистов. Сегодня это изумительный по красоте храм, вели­чаво возвышающийся над речной долиной. Все собираюсь снова съездить туда, но заедает мирская суета.

В Толгском монастыре, что под Ярославлем, была колония для малолетних преступников. Набрел я на этот монастырь случайно. Искал подходящее помещение для организации школы реставраторов памятников старины. Мой выбор пал на родную мне Ярославщину. Здесь предложили посмотреть несколько зданий, в том числе и этот монастырь. Когда я приехал туда, то понял, что монастырь надо вернуть. Но воз­никли какие-то трудности в правительстве, там затягивали решение вопроса. Выручил случай. Как раз в те дни Михаил Сергеевич должен был принять членов Синода. Он попросил меня подготовить справку для беседы. Среди других я упомя­нул и Толгский монастырь как уже переданный церкви. Речь Генсека опубликовали. Трудности отпали. Я бываю иногда в Толгской обители. Ремонт там закончен. Монахини работают на огородах. Особенно великолепно это сказочное архитек­турное сооружение, если любоваться им снизу, с Волги.

Высоко ценю орден Сергия Радонежского, которым на­градил меня Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II. Настоятель храма в Крестах (Ярославль) подарил мне старин­ную икону за спасение этого храма. Я уже забыл об этом, но батюшка напомнил о тех временах, когда над церковью на­висла реальная опасность разрушения. Обком партии аргу­ментировал свою позицию тем, что церковь портит общую панораму въезда в Ярославль, ибо заслоняет «красоты» мно­гоэтажных новостроек. Я настоял на том, чтобы храм продол­жал действовать. Это было еще в начале 70-х годов. Церковь красуется до сих пор, облагораживая въезд в этот старинный русский город.

Я напомнил об этих фактах в том числе и для того, чтобы понятнее стали мои нынешние соображения на этот счет. Передачу конфессиональной собственности религиозным властям я считал не только своего рода общественным пока­янием, но и связывал с этим надежду на возрождение нрав­ственности, верил, что возвышенная духовность будет ле­чить прилипчивое материальное головокружение, сдержи­вать жадность и зависть, укреплять совестливые начала в жизни. Не скажу, что полностью, но многие мои надежды, к сожалению, дали трещину. С верующими очень часто гово­рят люди малограмотные, не знающие священных книг и христовых заповедей. Немало священников на местах ока­зались просто жуликами. Так произошло, например, с моей церковью в селе Веденском, где могилы моих предков.

Однажды мне пришлось быть в Веденье в качестве «крестного отца». На крестины поставили в очередь более десяти младенцев. Батюшка был зол, видимо, пришел, не опохмелившись. Заявил, что крестить станет только тех мла­денцев, крестные матери и отцы которых знают «Отче наш» наизусть. Подошла и наша очередь. Он спросил крестную мать, знает ли она «Отче наш». «Нет», — робко ответила она. Священник посмотрел полупьяными глазами на меня, в них я увидел смятение, тревогу. Он не решился обращаться ко мне как к крестному отцу и сказал: «Передайте ребенка ма­тери!» Потом прочитал грубую нотацию, сказав о том, что не знающие «Отче наш» наизусть не имеют права переступать порог храма. Одним словом — большевик из членов достопа­мятного Союза безбожников. Больше того, кресты на коло­кольне он украсил фашистскими знаками. Я написал об этом Патриарху, но формального ответа не удостоился, хотя фа­шистского служителя с работы уволили.

К сожалению, некоторые церковные иерархи ни с того ни с сего начали прижиматься к власти, пробавляться ее мило­стью, без меры суетиться, исполнять непотребные обязан­ности государственного придатка. Многие иерархи не гото­вы к реформе церкви, хотя нужда в ней колоколами гудит над землей России.Особенно циничными являются клятвы нынешних лиде­ров коммунистической партии в верности христианским за­ветам. Разрушив тысячи храмов и уничтожив тысячи свя­щеннослужителей, большевики сегодня изображают себя носителями религиозной терпимости. Трудно понять, поче­му почтенные иерархи нынешней церкви не предадут ана­феме антипатриотическую и антихристианскую партию, объявившую религию злом, подлежащим искоренению? Общество ждет от религии проповеди, исцеляющей и воз­вышающей, сердобольной и правдивой, особенно желанной сегодня после тяжелых десятилетий безверия и безбожия. Я хорошо понимаю, что многих пастырей еще тяготит груз прошлого, того прошлого, когда всю религиозную деятель­ность контролировали спецслужбы. Они подбирали людей для учебы в религиозных учебных заведениях, вербовали их на службу в разведке и контрразведке. Многих двойников я знаю, помню даже их клички, но обещаю эти знания унести с собой.