Блохин Николай - Пепел

– Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие!

– Ну а мы… Рудольф, боевой клич повторишь?

– Запросто. Прорепетировать, продемонстрировать?

– Ой, не надо! – Аж привзвизгнула сестра Александра.

Когда отсмеялись, полковник продолжал:

– Влетаем на площадь, я резко торможу перед парадным подъездом; даже если уже знают, это сделать не помешают. Иван, из кузова сразу начинай работать пулеметом. Мы со Штакельбергом под твоим прикрытием и на волнах боевого клича – вперед, винтовки за спиной, работаем гранатами и пистолетами. Иван, следи за окнами. Когда ворвемся в особняк, ты с пулеметом – за нами. Допрешь?

– Да я ж даже бегал с ним, Вашевысокблагородь.

– Сейчас раздай гранаты, штабс-капитану – три, остальные – поровну тебе, Рудольфу, мне.

– А мне?! – возмутилась сестра Александра.

– Сашенька, а вот метание – это все-таки не женское дело, далеко все равно не бросишь.

– Брошу! Я подготовку проходила.

– Вашвысокблагородь, – встрял Хлопов, – да там их в избытке.

– Ладно, Сашеньке – две. Вопросы есть?

– Есть, – избыточная пытливость, помаргивая, глядела на полковника. – А если напарываемся на организованное сопротивление?

– Оно исключено. Если еще бегуны не добежали, то ждут этот грузовик с комиссаром, расслаблены и самодовольны, а если уже знают, что грузовик захвачен, то заняты не организацией обороны – нашей наглой атаки они наверняка не ждут, а сборами на поиски, суетней, возней и организацией транспорта. Ну, а если все-таки напарываемся, Хлопов работает пулеметом, ты – винтовкой, я гоню грузовик к штабс-капитану, и мы, отстреливаясь, гоним к станции, захватить какой-нибудь паровоз. Паровоз переорешь?

-Запросто! Прорепетировать, продемонстрировать?

Теперь сестра Александра не привзвизгнула, а просто рассмеялась. Как и остальные.

– Ну а теперь быстро делим патроны и гранаты и – вперед!

– Вашевысокблагородь, а достань-ка ты свою Могилёвскую, поклонимся ей перед делом таким.

– Могилёвскую? – Глаза сестры Александры вопросительно и даже растерянно глядели на Хлопова.

– Ага, – подтвердил тот. – Самой Государыни образок. Вот теперь у командира нашего.

– Ой, господа, да ну как же так?! – Сестра Александра перекрестилась. – Да ну… Ой, ну, вынимайте же скорее!

Она приложилась первая и долго не могла оторваться.

– А что это? Она, будто, запорошена чем…

– А это дым и пепел от писем из камина, – пояснил Хлопов. – Стирать не велела. Однажды видел и слышал, а этот образок на Ней был, поверх платья, приложилась Она к нему, как раз Государя из Могилева ждали, и запела: «Радуйся, Радосте наша…»

– Покры-ый нас от всякого зла-а, – продолжила сестра Александра, и вслед за ней подтянули остальные, – Честны-ым Твоим омофо-о-ром…

– Господа, а что, если плюнуть на бандитов и принять другое решение?

Избыток пытливости в горящих глазах барона Штакельберга был обращен на всех разом. И все разом недоуменно уставились на барона, а полковник спросил:

– И какое же?

– А такое: на основе твоей рекогносцировки мы штурмуем не Богдановический, а Александровский дворец, на который мы только что смотрели в твой дубинокль. И освобождаем Государя и Его Семью. И на том захваченном паровозе, который я переору, увозим их… Судя по письмам тетушки моей, там охрана только хамить умеет, и разбежится уже от моего клича, пулеметы не понадобятся! Уверен в успехе… И Могилёвская с нами. Он же – знамя!.. Это обязан кто-то сделать, господа. И кто, кроме нас, верных? Простите, к ним себя до сих пор причисляю.

Несколько секунд полковник озадаченно смотрел в землю, а когда поднял голову, лицо его улыбалось, и он сказал, обращаясь ко всем:

– Гм! А что?! Я – за!

– А я – против, – тихо сказала сестра Александра, глядя на Штакельберга, и отчего-то от ее взгляда приутихла огненность в его пытливых глазах. – На трон Он не вернется, Это Он мне Сам сказал… И везти нам Его на паровозе, который вы переорете, и который мы захватим, некуда, Он не поедет ни в какую Англию…

– Заставим вернуться на трон… Ну, на колени встанем!.. – пытливые глаза вновь обрели огненность.

– Нет! Заставить Его ничего нельзя. А на колени?.. Хоть всем миром встанем – не вернется!..

– Я тоже против, – подал тут тихий свой голос Иван Хлопов. – И тоже потому, что не вернется. Я знаю! – последнюю фразу он произнес уже не тихо. – А просто знаменем Он не будет никогда. А что сводно-разводные от одного твоего крика разбегутся – это обязательно, я их насмотрелся…