Блохин Николай - Пепел

– …расхристанный, как говорит наш лазаретский батюшка, куртка запачканная, короткая какая-то, штаны едва не падают, кожаный ремень спущен… волосы космами грязными на лоб свисают, вот как у этого… как морякам разрешают такие космы иметь?!.

– Уже месяц как они разрешают себе все, – угрюмо пояснил штабс-капитан.

– …весь из себя злоба… ушки, как у этого, весь самодоволен! И как вдруг заорет: «Долой самодержавие!» Наша руководящая дама едва в обморок не упала. Мы застыли, ничего не понимаем, жмемся к ней… а он все орет и орет, пока околоточный не подбежал и пинка ему не влепил, – казалось, сейчас взгляд сестры Александры поднимет мертвого, но только для того, чтобы убить его снова. – И не арестовал, а всего-то пинка только дал…

– Не-е, тот не в матросах, тот сейчас в Таврическом заседает, – сказал штабс-капитан.

– Так публика, что рядом оказалась, накинулась на… околоточного! Как де он смеет, веселого студента оскорблять действием! А?! Я знаю теперь, как можно было все это, если не предотвратить, то оттянуть. Батюшка наш лазаретский высказал. Надо было б в Татьянин день того юбилейного года все московские и питерские кабаки и рестораны гранатами закидать. И все!

– Грхм, – сказал барон Штакельберг. – Не по-иерейски сказано, но – поддерживаю.

Остальные промолчали, но, судя по их усмешкам, явно думали так же.

– Да я бы сама эти гранаты кидала!.. Стоит, тогда, околоточный, точно оплеванный. Лицо его на всю жизнь запомнила, озадаченное такое, испуганное даже – да как же так, мол, господа? Ну, а тут я к нему подхожу и говорю: «Дяденька, вы молодец! Я про вас Государыне расскажу, Она вас наградит». Так он расцвел весь… А я ему и дальше говорю: «А давайте и вот этим, что на вас насели, вместе пинком надаем!» Тут он засмеялся, а наша руководящая дама мне выговор сделала, до сих пор не понимаю, за что, и отвела от околоточного… А вообще… вся молодежь – все негодяи, все омерзительны. Вы, старики, даже когда тоже негодяи, все равно лучше.

«Старики» ошеломленно переглянулись меж собой.

– Да, знаю, что говорю, я такая же… Жрать на Царские деньги и орать «Долой самодержавие!» – в этом мы все… И вот этот вот, – сестра Александра кивнула на убитого «дубиноклем», – хуже комиссара! Мне недавно старшая сестра наша письмо сына из Москвы показывала. Сын у нее студент консерватории. Плакала при этом, думала, говорит, может в Москве не так. Письмо я запомнила: «Милая мама! Спешу тебе описать первые дни революции. Был я в консерватории и ничего не знал, но когда вышел на улицу – увидал огромную толпу. Толпа пела «Марсельезу», я, конечно, к ним примкнул, и мы пошли на Театральную площадь. Пришли и начали говорить речи. Но когда стали стрелять, я не знал, что мне делать и решил остаться. Потом мы собрались человек двенадцать консерваторских, и пошли искать городовых и околоточных. Забавный случай. Приходим к околоточному на квартиру, нам говорят, что его нет дома. Мы поискали, не нашли, уходим. Подходим к двери, а нам навстречу мальчишка лет четырех и говорит: «А папа в печке!» Вот было смешно! Весь грязный, лохматый вылез из печки, ну мы его арестовали». На этом «смешное» письмо заканчивалось. Вот так, дяденьки офицеры. Ни разу не видала его, а его морда у меня перед глазами… и всей этой банды музыкантов, студентиков консерваторских… Попели «Марсельезу», послушали ораторов, понюхали слегка пороху и пошли околоточных ловить. Такой прыщавенький, слащавенький, такой музыкантенький, – у сестры Александры призакрылись глаза и сжались кулаки. – Кулак перед мордой показать, обоср… и убежит… Эх, Господи помилуй! Из печки, в саже, жалкий, затравленный… и мальчонка этот… да в печке папа… Как представлю, умереть хочется…

Глава 18

Первым мрачное молчание «стариков»-офицеров нарушил Штакельберг. Глядя на валявшегося комиссара в лапсердаке, он сказал задумчиво:

– А ведь мы, господа, члена Госдумы прикончили.

– Всех бы их туда же, – высказал пожелание штабс-капитан.

– Эт-точно, – подтвердил Иван Хлопов. – Рудольф Александрович, четверо ушли?

– Увы… Резво бегают братишки…

– Думаю, к своим они уже прибежали. Ваши вензеля и сестричкины О.Т.М.А. они, я думаю, очень запомнили, а особенно, ваш боевой клич. Правда, может, он у них половину запоминалки отшиб. Я чуть маузер не выронил, его услыхав.

– Авто штаба округа тоже трудно забыть, как и его хозяина. Вам, Ваше Благородие, из нас всех неприятнее, потому как вы при официальной должности. Ну, а кто хоть раз моего комполка видел, тот его и хоть в каком переодевании узнает. Ну и куда ж я от такой-то компании?.. Ваше Высокоблагородие, принимай дивизию и принимай решение.