Блохин Николай - Пепел

– Когда я с моей О.Т.М.А. в Питер с Георгиевскими кавалерами ехала…

– Что?! Ты была в поезде генерала Иванова?

– Да, все мы, сестрами милосердия. А как же? Там еще одна сестрическая бригада была. А как же? Думали, бой будет, а значит, раненые… Я ж в боевых условиях была уже, нашу бригаду два раза на фронт возили, я ж даже остаться хотела, Государыня не разрешила.

– Страшно было?

– Да. От обилия крови и от стонов. К взрывам быстро привыкли.

– А разве у вас в лазарете стонов нет?

– Намного меньше, и не таких. Лазаретских, их ведь уже подлеченными привозят. А тут свежий, прямо из воронки, кричит, кровью исходит. И вот, я поклялась себе, когда в Питер ехали, что обязательно полного Георгиевского кавалера на себе из-под пуль унесу, выхожу, а потом замуж за него… пусть даже за калеку! Про Царевича это ведь я так, в детстве… А мы стояли, стояли в этих Вырицах… стояли, стояли, чего стояли? Там и узнали, – уже не две, а двадцать две слезинки спускались по щекам.

Кадык у Государя вздрогнул и он прошептал:

– Не надо плакать на морозе, слезинки замерзнут. Будет у тебя еще Георгиевский кавалер, – Он достал платок и отер им обе ее щеки.

Глядя в глаза Ему тем же уже горько-счастливым взглядом, отрицательно качнула головой:

– А разве, когда корень вырван, что-то может расти, а, Ваше Величество? Ваше Величество, дайте нам этот платок, а? И еще… вообще что-нибудь еще свое, на память. Мы ж к вам за этим!.. И – благословите!

– И вы Меня – Царское лицо снова тронула улыбка.

Сестра Александра сначала приникла к Царской руке, потом размашисто Его перекрестила и коротким приказным кивком скомандовала своим О.Т.М.А. И те сделали то же самое.

«Точно как Моя Татьяна», – подумал Он, а вслух произнес:

– Так что ж мне вам подарить-то, девочки?.. Вот, платок еще один… два галуна запасных… А?

– Все, Ваше Величество, все возьмем: пуговицу, пылинку из Вашего кармана…

– Ну, пылинки пусть в кармане пылятся. Погодите… вот, записная книжка походная… надо же, и как раз пять свободных листков!

На четырех Он расписался «Николай», отдал их каждой из О.Т.М.А., а на пятом задержался, спросил Сам Себя: сколько сейчас время? Достал серебряные часы на цепочке и усмехнулся, на них глядя, как в Пскове второго числа встали, не подводил…

– Сколько там вокзальные показывают, а, сестра Александра?

– Пятнадцать ноля пять, Ваше Величество.

Усмехнулся еще раз и головой покачал:

– Надо же! Это время, сестра Александра, когда Я в Пскове отречение подписал. Ну, что ж… А теперь тебе посвященье. И листок как раз за второе марта, во как!..

На листке, поданном сестре Александре, значилось:

«Держись и помни.

Николай»,

а вверху, рядом с цифрой «2» и словом «март» – «15 час. 05мин.».

Сестра Александра, поцеловав листок, положила его в боковой карман пальто и тут увидала на протянутой Царской руке только что заведенные часы. Сказала: «Ой!» и, радостно подпрыгнув, часы взяла.

Затем Государь посмотрел на декоративную золоченую пуговицу с державным орлом, прямо у Себя на сердце, вырвал ее и тоже подал сестре Александре.

– От сердца оторвали, Ваше Величество!

– Ну а как же! – смеясь, ответил Государь. – Если не от сердца, это что ж за подарок! А теперь, девочки, до-мой. И метет, и морозит до костей.

– Нет, Ваше Величество, и этот приказ мы Ваш не выполним. И просьбу тоже. Мы уйдем, когда уйдет Ваш поезд.

– Сестра Александра, а твои родители наказывают тебя, когда ты им дерзишь?

– Не успела я им надерзить, Ваше Величество, а они меня не успели за это наказать. Мои родители, Николай и Александра Могилевские, убиты под Мукденом. Он был артиллерист, а она – сестра милосердия. Я воспитывалась в сиротском Могилёвском приюте имени Ее Величества Александры Федоровны, Ею основанном после японской войны. Сейчас живу в родительском доме вместе с моими О.Т.М.А.. Они ж тоже сироты.

– Да у тебя пальтишко насквозь продувное, платок тоненький!..

– Мою голову Ваша О.Т.М.А. согревает, под пальто сестринский фартук, Ее Величеством пошитый, тоже именинный. Шуба-то у меня есть, да не думал никто, что погода так переменится… к Вашему отъезду… А возьмите меня с Собой, а?! За моими О.Т.М.А. без меня ж есть кому досмотреть. А? Я ж все умею – стирать, готовить, шить, полы мыть, а? Государыня одобрит. А? Буду Наследника, как тот матрос, носить, а? Я ж сильная.

– Государыня, не сомневаюсь, одобрит, да охранники мои не одобрят. Я ж арестованный.

– Что?! – У сестры Александры выпучились глаза и открылся рот. – Как?! – Она часто задышала, задыхаясь. – Да… да мы им сейчас!! А этого толстобрюхого я сама лично!.. Девочки!..