Блохин Николай - Рубеж

— Что это за человек, Лаврентий? Только не говори, что не можешь всех помнить.

— А я и не говорю. Он незабываем, как и этот сумасшедший нищий. Как глянут, будто брандспойтом в огонь твоей души.

— Ты поэт, Лаврентий?

— Да это не я, это цитата одного из их сокамерников. Их следователь хотел кинуть в прессхату на опускание — и не смог, и сам не мог понять почему. Так мне и объяснял. И после личного лицезрения подследственных... Коба, я сам ничего не понял, но наказывать следователя я не стал.

— Где они сейчас?

— Оба в Лефортово. По новой раскрутке, теперь уже окончательной.

— Вот именно. Сейчас оба их дела забирай с собой и приезжай с ними. Евангелие в деле есть?

— А как же?

— А эти люди через 45 минут чтоб были у меня в кабинете.

— В кабинете?!

— Ну, если в него входишь ты, то почему не войти им? Всё.

Взмокший и потерянный, шатаясь, вышел секретарь Саша в свой «предбанник», как его звали все через него проходящие, удостоенные посещения хозяйского кабинета. Как-то проходящий Маленков заметил ему шутливо, что его реальной власти сам президент Франции позавидует. В ответ вскинул на него зло глаза и головой махнул, мол, проходи, а про себя еще более зло выругался — такой собачей жизни даже Варлашка-оборвыш, их деревенский церковный нищий, блаженный, в незабываемом 19-м на штыки поднятый, не позавидует.

Итак, час. Если календаря не будет, через час и одну минуту его будет искать другой секретарь. Вызвав Ульяновск, секретарь Саша услышал длинные безнадежные гудки. 10 минут тоскливо слушал. Входящим в предбанник членам Ставки просто махнул рукой в сторону двери, не отрывая тоскливого пустого взгляда от долго пищащего телефона.

Вдруг встрепенулся и поманил одного из них:

— Михалыч, слушай, на секунду, ты ведь поповский сын...

Генерал-лейтенант Василевский округлил глаза и отступил на шаг:

— Ты чего, тезка? Ну и что? Мало ли кто чей сын? Сын за отца...

Скольких уже после подобного рода вопросов, на этом месте заданных, уводили под белы рученьки от заветной кабинетной двери обратно, вон из предбанника, и никто их больше никогда не видел.

— Да погоди ты, Михалыч, не вскидывайся. Мне, понимаешь, календарь церковный нужен за этот год. Что можешь посоветовать?

Тут уж генерал-лейтенант Василевский совсем потерялся, он испуганно покачал головой, пожал плечами и зашагал к заветной и страшной двери. Не было в мире человека, который стоял бы перед ней без трепета.

Загундосил звонок ВЧ. Явно, командзап.

Секретарь Саша поднял трубку и после десяти секунд слушанья заорал:

— Константиныч, да пошел ты!.. У меня дело поважней.

На другом конце провода явно оторопели от такой постановки вопроса.

— А вот какое, — заговорил секретарь Саша уже обычным голосом. — Мне календарь церковный для Хозяина нужен, и это важнее танков, которых все равно нет. У тебя там, в штабе, церковного календаря нет?

От такого вопроса на том конце провода оторопение обратилось в онемение. Оно длилось около минуты. И в тишине онемения явно слышалась неслышная матерщина.

— Что у нас происходит? — продолжал секретарь Саша. — У нас происходит совещание Ставки... А тебе тут нечего делать — всё одно танков нет, авиации для тебя нет. Всё что есть — в Московской зоне ПВО, резервов нет, дальневосточные полнокровные дивизии только к «Ерофей Палычу» подходят. Командуй и обходись тем, что есть. Если уличные бои будут, я уже себе место присмотрел — на крыше Исторического музея с пулеметом. Вся манежная и вся улица Горького под контролем. Правда, патронов пока тоже нет, и где их взять — не ясно. Так что воюй, Константиныч, и не звони пока.

Зазвонил левый телефон.

— Переводчик английского посла? Нет, сейчас соединить не могу. И послание его записывать сейчас не буду, мне некогда. Что?! Да пошел ты!..

Безнадежность ситуации, если не отзовется Ульяновск, очень отчетливо осозналась сейчас секретарем Сашей, хоть всех послов пошли туда, куда уже послал английского. Да и то — наверняка просто отключили на ночь телефон. Так... секретарь обкома и вообще весь комсостав всех линий там не спит — это ясно: когда хозяин бодрствует, все, кого он может захотеть слышать, бодрствуют также. Заставить их, чтоб кто-нибудь из митрополичьей бригады хоть трубку поднял? Так... вообще, секретарь Саша мог заставить всех и вся по всей державе сделать все, что ему нужно. Тут президент уже несуществующей Франции ему бы точно позавидовал.

Но что-то не позволяло ему сейчас напускать обкомовцев на митрополичьи покои, почему-то ему показалось, что тогда ему будет хуже, если даже он не достанет календарь.