Козлов Сергей - Бекар

Дня через три, опасаясь неуловимой мимолетности и воздушности сказанного слова, он доверил его бумаге, и на уроке отправил ей пространную записку, где звучало таинственное и ничем не заменимое «люблю», а сверх того — сквозила готовность посвятить ей всю свою жизнь, всё творчество, как некогда безутешный Петрарка своей Лауре. А в ответ получил краткое и половинчатое: «Васенька, ты мне тоже очень нравишься, ты талантливый, ты умница, но я пока не могу понять сама себя». Как человек может не понимать сам себя? Впрочем, бывает, конечно. Тем более что речь идёт о девушке! Но в данном случае это означало одно: полной взаимности, скреплённой молнией первого взгляда и притяжением, преодолевающим земное, здесь нет. Тут пахло каким-то не совсем логичным девичьим расчётом, обидным и осторожным. И тогда, разумеется, представилась в мыслях спортивная, более зрелая, чем у него, фигура Брагина... В этот день Василий купил себе гантели, хотя Изольда Матвеевна не раз предостерегала ученика: на физкультуре надо быть предельно осторожным. Руки, данные Богом для извлечения гармонии, следует беречь. Но с гантелями он явно припозднился, качаться надо было с раннего детства. Отец дал несколько советов, но, казалось, мышцы совсем не реагируют на упражнения. И по утрам Василий печально смотрел на своё отражение в зеркале, всячески его критикуя. Мама, со своей стороны, попыталась его успокоить: мол, накачанные мышцы не главное, и каждого Бог создал для выполнения своей, только ему предназначенной задачи. Не могут быть все сильными, умными, красивыми... Это было понятно, но малоутешительно.

— Мам, а за что ты полюбила папу? — задал прямой вопрос Василий.

— За то, что он полюбил меня, — не задумываясь ответила мать, — он поступал в наш нефтегазовый институт после армии, у него была медаль за Афганистан, пришел на вступительные экзамены в форме... Тогда многие девушки на него заглядывались. Но, честно тебе скажу, я в тот момент на него внимания не обращала. А вот когда он уже после первого курса прицепил к нашему окну в общежитии на третьем этаже огромный букет с запиской для меня... Представляешь, со стороны улицы?! Это показалось мне очень романтичным и оригинальным.

— И ты в него за это влюбилась?

— Нет, я всего-навсего заприметила, кто это сделал. А потом он ещё долго за мной ухаживал. После букета я только лишь позволила ему провожать меня после занятий. Хотя для меня до сих пор остается загадкой, как он забрался по абсолютно ровной стене, где зацепиться не за что, до нашего окна да еще в сумерках...

Заметив на лице сына выражение многообещающей романтичности, способной подтолкнуть к безумным поступкам, папа, Георгий Васильевич, вздохнул и ради предостережения сдался:

— Я просто нанял за двадцать пять рублей автовышку...

— Автовышку? — разочарованно вскинула брови Наталья Павловна.

— Ну да, такая машина с выдвижной корзиной.

— М-да... — подытожил Василий. — Сейчас, чтобы удивить девушку, надо нанимать, а ещё лучше иметь лимузин. Или самолёт.

К слову сказать, Брагин частенько разъезжал по посёлку на серебристом «Форде-мондео» с тонированными стёклами. Нередко подвозил и Аню...

— Вот видишь, сынок, ничего сверхъестественного, за шестнадцать лет последующей совместной жизни он больше ни разу не нанимал автовышку...

— Потому что надо было нанимать то детскую коляску, то стиральную машину, то ещё что-нибудь. Но цветы-то дарил! — попытался защищаться отец.

— Да, — подтвердила Наталья Павловна, — два раза в год, на день рождения и день свадьбы. А на восьмое марта дарил бытовую технику или наборы посуды, говорил, что это и есть женские подарки!

3

В конце октября Аня пригласила Василия в гости. Родители ее уехали на несколько дней в областной центр по каким-то неотложным делам, решив при этом, что дочь школу пропускать не должна. Ни общеобразовательную, где училась на одни пятёрки, ни музыкальную, где эти пятёрки огромным трудом зарабатывались на потрескавшихся шафранных клавишах рояля «Petrof».

Осень была тёплая и удивительная: небо оставалось ярко-голубым и высоким, как в мае; хвойная тайга, прореженная берёзами и осинами, примеряла золото, а местами смущалась до багрянца от восхищённых взглядов. Медлительный ароматный воздух еле плыл над водами великой сибирской реки, и обе стихии подражали неспешному времени, а может, отражали ту самую бесконечность, которую всю жизнь тщетно пытается охватить человеческое сознание. Вместе с рекой за горизонт неспешно тянулось небо. Ничто не предвещало суровой зимы.