Через несколько секунд ладьи с шумом стукнулись бортами, послышался треск весел, и несколько десятков воинов с топорами и мечами в руках кинулись было рубить папахи, но их остановил властный голос с берега, с бугра, прямо из-за спины Беловского:
– Не бей, тащи их ко мне!
Воины стали кричать тем, кто был в самой гуще:
– Не бей, не бей! Живыми на берег тащи! К вождю их тащи!
Неясная возня на ладье затихла. За спинами воинов уже не было видно черных папах. Видимо, их уже порубили. Но нет, вот множество рук вырвали из кучи наваленных тел окровавленного врага. Он дико вращал глазами и крутил головой. Был еще жив.
Ладью подтащили к берегу и причалили. Остальные тоже воткнулись звериными носами в песок, буквально в пяти шагах от Михаила. Несколько воинов спрыгнули в воду, чтобы затащить их подальше на берег, и сразу увидели притаившегося в кустах Беловского. В него уперлись несколько копий и мечей.
– А это еще что за бобер тут таится? Ты кто?
– Я – Мишка, – почему-то ответил Беловский. – Я русский…
– Русский? А ну встань, посмотрим на тебя! – И он закричал в сторону, видимо, наверх, вождю: – Ратко, смотри, какого голубя нашли!
– Кто таков? Давай и его тащи ко мне!
Михаила ткнули древками копий:
– А ну, пойдем на яр!
Беловский, спотыкаясь босыми ногами о корни, торчащие из берега, поднялся на бугор к вождю. Ратко осмотрел его с ног до головы и сказал воину: «Спутай его пока. Пусть полежит».
Лицо больно царапнули колючки многолетних трав, в которые его уткнули два здоровенных воина, один из которых до треска заломил ему руки за спиной, упершись в поясницу коленом, а другой обмотал запястья кожаными ремнями. В таком положении его и бросили. Хорошо, что это было на возвышенности и ему было немного видно, что происходит на берегу. А там воины, рыдая, выносили убитых гребцов, складывали их на песке, закрывали им глаза, и вкладывали в руки покойников оружие. Убитые гребцы в основном были молодыми парнями и, видимо, приходились многим сыновьями и братьями. Другие выдирали стрелы из трупов и кораблей, ополаскивали их за бортом, ушатами смывали кровь со скамей и стланей, третьи ходили по берегу и собирали сухой плавник для огромного костра на луговине. Через несколько минут рядом с Беловским бросили связанного единственного выжившего врага. Он, уже без папахи, с голым выбритым черепом, хрипло дышал и сильно дрожал. Видно было только его затылок и еле прикрытые клочьями одежды волосатые плечи. Чужак рвал зубами траву, кусал землю и бормотал яростные проклятья на тюркском наречии, которое Михаил понимал. Но он решил не мешать пленнику, ему было гораздо интересней происходящее на берегу.
Тем временем русы стали вытаскивать ладью, на которой произошла трагедия на берег, туда, где был сложен костер. Мишка понял, что готовится ритуальное сожжение убитых вместе с судном. Это было интересное зрелище.
По Кудьме со стороны села пришли еще несколько лодок разного размера, на которых были женщины, дети и жрецы. Часть женщин со страшными, звериными воплями, еще не доплыв до берега, прямо в воду бросились к трупам, это были матери и жены. Они голосили так, что холодела кровь. Они бросались на грудь убитым мужьям, гладили русые волосы сыновей, целовали их в закрытые веки, прижимали их руки… Остальные затянули причитальные песни и стали украшать корабль полевыми цветами. Жрецы с прислуживающими им мальчиками, занялись разделкой туши лося.
Пока велись приготовления к погребению и тризне, свободные от работ, в большинстве своем пожилые воины во главе с вождем подошли к пленникам. Ратко пихнул носком успокоившегося к тому времени чужака и буквально зарычал:
– Ну, гад, говори – кто, откуда, зачем к нам приполз?
Лысый опять часто захрипел, но молчал, стиснув зубы. Ратко наступил ему на горло.
– Говори, падаль, не то на кол посажу!
Лысый косил кровавым глазом на носок вождя, но продолжал молчать. Тогда Ратко приказал:
– Готовьте кол, мы ему рот с другой стороны откроем!
Два воина с готовностью побежали к зарослям и через пару минут приволокли дровину, с которой стали сдирать сочную кожу, обнажая гладкую скользкую древесину, всячески демонстрируя этот процесс перед хазарином. Похоже, чужак понял, что его ожидает. Неожиданно он заплакал, перемежая всхлипы с самыми страшными ругательствами. Ратко подошел к нему. Опять носком обуви повернул его голову к себе и спросил:
– Ну что, голос уже прорезался? Давай, говори – зачем к нам пришел? Чего надо? Зачем наших отроков порубили?
Читать дальше