Сорокин Ефим - Енох

- Велик твой Бог, Енох!

- Уверуй в Него, и ты останешься таким, как все люди.

- Я уже верю в Него, Енох! Но как я должен отблагодарить твоего Бога? Как должен я отблагодарить тебя, Енох, ведь я человек небогатый?

- Верь в Него! И не поклоняйся богам суетным.

- Я выведу тебя отсюда, Енох! - воскликнул Ир, осторожно поводя головой, точно сомневаясь, надежно ли ее новое положение. - Не верь Тувалкаину, Енох! Он послал меня в твой дом сообщить (будто бы от тебя), чтобы кто-нибудь из твоих тайно пришел на праздник и увидел, как ты служишь нашим идолам.

- Иди в мой дом, Ир, - сказал Енох. Горечь от слов Ира превратилась в улыбку. - Можешь остаться у нас в горах, если захочешь.

66. У городских ворот Ира остановил окрик:

- Стой! - Из укрытия в каменной стене вышел страж с факелом. Конь под Иром нетерпеливо перебирал ногами.

- Открывай! - радостно крикнул Ир.

- Узнал бы - открыл, - ворчал из-под факела сонный голос. - А коли не узнаю, почему я должен открывать? - сам себя спросил страж, выше поднимая факел. - Это вы?! Я не узнал вас, Ир! - И поспешил отодвинуть массивный засов.

Едва Ир выскочил из подземного хода, как заметил на светлеющем небе большую звезду. Ир остановил коня. Звезда приближалась. Беспокойство, овладевшее Иром, превратилось в страх. Конь бил копытом, храпел, крутился на месте. Ир тянул на себя узду. Конь взбрыкнул. Ир спрыгнул с него и неловко побежал. Бежал долго в сторону города, понимая, что от страха не убежишь. Угроза не была конкретной, но Ир уже догадывался, что избежать опасности не удастся. Понимал, если кто-то и заметит его бег с городской стены, то ничем ему не поможет.

И вдруг в сиянии ложного света явился ему светозарный ангел.

- Что ты бежишь от меня, Ир? - сказал ангел. - Или ты не уверовал еще в нашего Бога, который добр и всемогущ?

- Уверовал, - сквозь страх закивал Ир. - Уверовал, уверовал, - залепетал он, пытаясь убедить ангела.

И тут ангел изменил ангельское подобие и сделался огромнейшим великаном в виде козла с телом обнаженной крылатой женщины. Он топнул копытом, и Ир, пав на колени, закашлялся от поднятой пыли. Ангел тьмы зарычал страшным голосом с шипением, похожим на шипение крокодила:

- Куда ты бежишь от меня, неблагодарный Ир? Скажи, что приобрел ты, став нормальным человеком? Ты стал "одним из". Что ждет тебя у сифитов? Ты будешь пасти их овец? Я сделал тебя правой рукой Тувалкаина! Или ты не замечаешь, что он уже прислушивается к твоим советам? Люди, узнав тебя по походке, начинают говорить шепотом. Я научил тебя разбираться в людях и управлять ими. И чем ты отплатил мне, неблагодарный Ир?

- Прости меня, - залепетал Ир, чувствуя себя пылинкой у копыт. Козлиная морда ангела тьмы скорчилась в гримасу презрения. Он был зол и, казалось, злость его может превратить в пыль не только его, жалкого Ира, но и всю землю. - Прости меня! Я не знаю, что делать!

- Иди и делай то, что велел тебе Тувалкаин! Чтобы сифиты видели Еноха служащим вместе с нами.

Голова Ира закружилась. Он услышал хруст своих позвонков.

А на городской башне стражник доказывал сослуживцу:

- Говорю тебе, уродец Ир сидел на коне, как сидят все нормальные люди!

Сослуживец недоверчиво улыбался.

- Да вон же он!

Ир задом наперед бежал к своему коню, точно дятел, летящий хвостом вперед. Уродец проворно вскочил в седло и поскакал прочь от города.

67. Рано-ранехонько, еще по-темному, Тувалкаин принес Еноху белые одежды. На исподе воротника каиниты вышили крестик. Так Сепфора метила одежды мужа, чтобы не спутать с одеждами старших сыновей.

От узких окон шел слабый свет. Енох спал, лежа на полу и отвернувшись к стене. Свечи на столе догорели до расплывшегося основания. В воздухе еще слышался горьковатый запах недавно потушенных фитилей. Тувалкаин положил новые одежды на стол, бросил взгляд на станочек с натянутым пергаментом, и вдруг сердце Тувалкаина споткнулось. Верхняя скалка, на которую накручивалось исписанное, заметно выделялась толщиной от нижней с пергаментом девственным. "Енох писал?" - с удивлением спросил себя Тувалкаин и, сев за стол, стал сворачивать пергамент на начало. Станочек поскрипывал. Тувалкаин повернул его к окнам. Пергамент был чист. "У него нет дара к плетению слов", - успокаивая себя, подумал Тувалкаин. И засмеялся.

- Вставай, Енох! - И процитировал Иавала-скотовода: - "Рассвет уже полыщет".

Вышли на живой, ласковый воздух. Казалось, по всей земле разлито тихое покойное утро. Чтобы сократить путь, спустились в подземелье, прошли черным тоннелем, куда никогда не проникал солнечный луч. Опять поднялись на улицу. Енох смотрел по сторонам. Улицы будто вымерли. Не было оживления, которое обычно предшествует празднику. Опять шли по пустым и таинственным переулкам. Тишина настораживала Еноха. Опять нырнули в подземелье и вынырнули внутри амфитеатра.