Петров Александр - Странствующий

Дальше автобусом добираемся до Ново-Афонского монастыря, нижней его части, куда прибывали, обычно с моря, паломники. От древнего белокаменного храма Покрова Богородицы, от руин братского корпуса — по «дорожке грешников» пешком поднимаемся к монастырю. Нас окружают стройные высоченные кипарисы. В наших руках ¾ камни, символизи­рующие бремя грехов человеческих. Раньше благочестивые паломники по этой дорожке, выложенной плоскими камнями, ползли на коленях. Мы же, немощные дети последнего века, идем пешком. Но даже при таком восхождении обливаемся соленым потом настолько обильно, что вся одежда становится мокрой. Разумеется, над нами смеются, подтрунивают попутчики и встречные, намекая на вопиющую нашу греховность. В таком деле это нормально и даже желательно, потому как, во-первых, они абсолютно правы, а во-вторых, «горе вам, если все о вас говорят хорошее».

Перед входом в святую обитель оставляем «камень грехов» средь кучи подобных. И ощутив дивное облегчение, «веселыми ногами» входим под сень крепостных стен. Здесь на бетонном камне, в тени огромного ореха сидит русский старичок в потрепанном пиджаке с орденом на лацкане. Он задумчиво разглядывает махонького сокола, привязанного веревкой к ветке каштана. Руки старика ¾ крепкие, работящие ¾ сжимают высокий посох.

¾ Как вам здесь живется, отец? ¾ спрашиваю, присаживаясь рядом.

¾ Слава Богу, хорошо, ¾ с улыбкой из-под седых усов негромко произносит он. ¾ Тепло, много фруктов, есть кукуруза. А на хлеб вот здесь собираю.

¾ И давно вы при этом монастыре?

¾ А как плохо стало, так сюда волной и прибило, ¾ грустно улыбается старик. ¾ Мы ведь какие верующие-то? Идем к Богу, когда жареный петух клюнет. А пока сыты-здоровы, нужды в Боге не имеем. Получается, что сами беду на свои головы накликали.

¾ Неужто при орденах, да с такими натруженными руками вы еще и беду заслужили?

¾ А то как же! Когда воевал, вокруг столько людей хороших погибало. Молился же я тогда. И в церковь ходил. А как мир наступил, так о Боге и забыл. Знаешь, как мы тут жили? Ого! Я в год на своем участке в пятнадцать соток, бывало, по пятьдесят тысяч рублей за год на книжку откладывал. А где они сейчас? Пшик ¾ и нету. А что меня, тульского мужика, сюда привело? Да жадность, сынок, и больше ничего. Хотелось пожить, как в раю. Чтобы все было. Вот и пожил… На старости лет все потерял. Зато снова к Богу вернулся.

¾ Отец, скажите, пожалуйста, что вы сейчас о войне думаете? Вы ведь теперь две прошли?

¾ Три, сынок. Я еще на финской кровушки хлебнул, ¾ вздыхает старик и машет рукой. ¾ Когда вокруг тебя кровь и смерть, что тут хорошего? Нет на войне победителей, сынок. Война ¾ это всегда горе. Одно горе. Я вот когда сюда пришел, ¾ он показывает на монастырь, ¾ исповедался в первый раз. Монах говорит, все отец, грехи твои прощены. Вот тогда я и понял, что потерял, а что нашел. Вышел из храма, как раз сюда, присел на этот самый камень. Веришь ли, вся моя жизнь показалась одной большой бедой, ¾ снова машет он рукой, качает головой. Вдруг улыбается: ¾ …Зато теперь к Богу прибился. И знаешь, сынок, нищета, разруха, а на душе спокойно стало. Как будто новая жизнь началась. Так и живу: каждый день Благодарю Бога: за солнышко, за тепло, за кусок хлеба… Слава Богу за все!

За его сутулой спиной высятся монастырские строения, выкрашенные в бежевые тона, карнизы и арки отделаны терракотой. Архитектура монастыря византийская, что подчеркивают пальмы под знойным синим небом. Храмы, колокольня, трехэтажные братские и хозяйственные корпуса составляют замкнутый прямоугольник ¾ как бы крепость внутри крепости.

С неожиданным волнением входим под арочные своды надвратного храма. Оставляем поминальные записки на свечном ящике. В огромном Свято-Пантелеимо­новом соборе зажигаем свечи у чудотворных икон, три из которых недавно мироточили. Задрав головы, любуемся величием царствующих объемов, парящими в высоте сводами, хорами, дивными монументальными фресками, расписанными боговодимой кистью Виктора Васнецова.

Потом на площади перед собором стоим у натянутой цепи ограждения и ждем появления хотя бы одного монаха. Вот ¾ идет! Подходит иеромонах в черной шелковой мантии. Спрашиваем про монаха Романа, который меня приглашал сюда. Батюшка говорит, что его здесь нет. Обмениваемся несколькими фразами, иеромонах делает легкий полупо­клон, прощается и уходит. И все… Обходим монастырь вокруг ¾ и все.

Но странно! Мы абсолютно счастливы. В сердце в эти минуты ни малейшей тени, но все — один свет. Растаяли раздражение, гордость, неприятие земных несовершенств. Весенние воды омывают сердце, обнажая светоносные кристаллы любви и всепрощения.