Неизвестно - Untitled.FR11

Через какое-то время она стала различать звуки: рокот танков приближался к ним. И Паша, в надежде, что наконец-то пришли свои, пошатываясь, прошла через калитку рядом с сараем. Из-за угла была видна дорога, в сероватых рассвет­ных сумерках она увидела на броне кресты и стала пятиться назад.

- Яна, вставай! Немцы! - тормошила она подругу, но глаза той бессмысленно озирались кругом.

Паша бросилась туда, откуда они вышли минуту назад: может, кто остался жи­вой? Вход перегораживали горящие балки с рухнувшей крыши: огнём полыхало всё пространство внутри.

Паша села на снег и заплакала. Кроме раненых внутри остался Утвенко. При­шедшая в себя Яна подошла сзади, взяла её за плечо:

- Надо уходить!

Через огороды они ползли на животе по снегу, пока за деревьями не исчезла дорога: по ней передвигались, прячась за танками, гитлеровцы. Куда бы они ни

пошли, попадут в лапы фашистам: выхода не было! Поплутав по снежной цели­не, они вышли к уцелевшему дому. Во дворе мелькнула человеческая тень, и Яна охрипшим голосом позвала:

- Эй, есть кто-нибудь живой?

- Кто там? - отозвался из-за забора женский голос.

- Пустите, хозяйка, поговорить надо... - ответила Яна.

Женщина, закутанная в тёплый платок, отворила калитку. Увидев звёздочки на ушанках, она расплакалась.

- Девоньки мои! Спасибо, что прогнали злыдня! Как почали стрельбу, так я спряталась в погреб, а как стихло - выбралась...

Женщина посторонилась, пропуская промёрзших девушек, закрыла на засов калитку. После минутного молчания заговорила Паша.

- Вас как зовут?

- Мария Антоновна Вьюгова. Муж - в Красной Армии, одна я здесь, с доч­кой.

- Вот что, Мария Антоновна. Наши части отступают, а мы попали в окруже­ние. Выбраться к своим пока возможности нет. Немцы опять вошли в Вязьму.

- Мои ж вы родненькие, так давайте ж я вас сховаю в погребе, на всех места хватит!

Она повела девушек во времянку, которую хозяин последнее время держал под мастерскую, дверь закрыла за собой на засов. Мария отодвинула верстак с инструментами в сторону. Пол здесь был выложен из широкой струганой доски. Женщина подняла кусок плинтуса у стенки, потянула вверх доску от стены до не­большой печки, затем вторую. Под полом оказался люк. Мария открыла крышку и крикнула вниз:

- Ляля! Принимай гостей, теперь скучать не будешь!

Яна Маршалович ушла через день, ночью, под утро.

- Пойду через леса, к Орше. Там живут мои родители. - Она достала из карма­на сложенный вчетверо листок карты, где красным карандашом было прочерчено направление на Оршу.

Паша пыталась отговорить её:

- Надо переждать, - убеждала она, - ведь тебя схватят немцы, угонят в плен!

- Ничего, прикинусь тифозной.

На прощанье они обнялись, расплакались. Мария Антоновна собрала ей еду в узелок, дала тёплый платок, свитер и вывела окольными путями к лесу. С тех пор Паша о Яне ничего не слышала, хотя позже и писала ей письма в Оршу по остав­ленному адресу её родителей.

Видно, золотые руки были у хозяина подворья, куда привела Пашу её военная судьба! Погреб под времянкой был скорее похож на укреплённый бункер с вен­тиляцией, большой кроватью и столом. Вдоль стен стояли полки с заготовленной летом провизией, отдельно, за дощатой стенкой, хранились картошка и морковь. Будто муж Марии загодя готовился к войне и знал, что этот погреб станет убежи­щем для дочки. Паша ещё раз задумалась о своей судьбе, о том, что могла оказать­ся в плену. Бредя наугад по снегу, они вышли к женщине, которая не побоялась спрятать их.

Дочка Марии - тихая, неразговорчивая четырнадцатилетняя девочка с боль­шими глазами - читала книжки при свете керосиновой лампы, но вскоре мать попросила не жечь керосин без надобности. Долгими днями в погребе Паша рас­сказывала Ляле о своём детстве, родителях, любимом сыне...

Мысли о Бореньке не покидали её. Как он там, у родителей Вани? Где сам Ваня? Где немцы? Если они подошли к Москве, то. Неужели Воронеж отдали? Может, Алешки в оккупации?

От этих мыслей холодело внутри, и Паша каждое утро просыпалась с надеж­дой: вот прибежит Мария Антоновна и крикнет им в погреб: «Вылезайте, наши пришли!»

Мария приходила каждую ночь, когда засыпали немцы, поселившиеся у неё. Она готовила им еду из их продуктов, и обитателям погреба доставалась горячая каша с тушёнкой со стола оккупантов. Немцы из регулярных частей Вермахта не обижали её, Мария слышала их ругань по поводу русской зимы и уверения в том, что весной они войдут в Москву.