Глава 30
ОДИН В ПОЛЕ ВОИН
В новом доме полным ходом шла подготовка к новоселью и юбилею. Столы накрыли прямо в саду, доски, уложенные на табуретки, заменили лавки. Иван беспокоился: приедут ли Троепольский, Евсигнеев? Ему очень хотелось, чтобы лучшие друзья сегодня были рядом.
В этот июньский солнечный день ворота в доме были открыты, и Паша, в нарядном платье в горошек, готовилась встречать гостей. Зиночка, Аня и Лёня приехали на день раньше, чтобы помочь хозяйке.
Первым приехал на служебном газике с водителем Володя. Он обнял сестру:
- А ты, Пашуня, всё молодеешь!
Сам он ещё больше облысел, обзавёлся животиком. Во всём его облике появилось что-то барственное, уверенный взгляд голубых глаз выдавал привычку повелевать - в этом году его поставили первым секретарём Верхне-Хавского района. Паше почему-то вспомнилось, как она в дождь несла маленького Володечку, как упала с ним на руках с обрыва. Теперь это был матёрый мужчина, и в нём чувствовались ум и сила.
- Володя, а что же ты один? Где Лидочка?
Лицо брата помрачнело.
- Лидочка болеет. Ты понимаешь, как родила Славика, так пошли осложнения. Даже в жаркую погоду - замерзает. Возил её в Воронеж, к профессорам. Врачи ничего не могут сказать конкретного . Сейчас вызвали Раису Павловну, её мать, чтобы занималась ребятами.
Вышел и Иван к воротам.
- А вот это - поздравление от Лидочки! Велела передать лично юбиляру!
Володя достал из машины огромную охапку полевых цветов, которые любил
Иван. Тем временем водитель носил на веранду продукты: свежую баранину, гусей, уток, мешки с овощами.
- А это мои скромные приношения к трапезе! Твой агроном, поди, живность ещё не разводит? - хитро прищурившись, говорил Володя Паше. - А у меня в районе её полно!
- Слушай, Володя, а на станцию мы можем подскочить? Мильманов надо забрать с поезда, - попросил Иван.
- О чём речь! Поехали!
Пока Иван с Володей были на вокзале, подъехал ещё один газик, на этот раз в нём сидели первый секретарь Усманского райкома Николай Александрович Ев- сигнеев с женой Серафимой и примкнувший к ним писатель Гавриил Троеполь- ский. Цветы и подарки Паша складывала на веранде, среди них она увидела трёхтомник Шолохова, которого любил Иван, и книги Троепольского, подписанные им самим.
Коля Евсигнеев был как всегда в полувоенном френче и с мундштуком в зубах: не успел выйти из машины, как прикурил сигарету.
- Сима! Что ж это такое! Ты совсем не бережёшь мужа! - шутливо говорила Паша, обнимая гостей.
- А! Бесполезно! Коля уже и есть перестал, одним табаком сыт.
Худощавый, подтянутый, среднего роста, Евсигнеев всегда носил на лице тонкую улыбку, он непрестанно усмехался, шутил, любил подначивать близких, и Сима уверяла, что он и на работе такой же - всё шутит. Рядом с ним Троеполь- ский смотрелся как человек сугубо гражданский - сразу было видно, что он никогда не носил формы. Паша отметила, что Гаврюша постарел с тех пор, как они виделись в Комсомольце, стал больше сутулиться
Вернулся со станции газик с новыми гостями. Копна чёрных волос на голове Мильмана засеребрилась, он стал ещё крупнее, а Ниночка рядом с ним казалась ещё меньше. Чета привезла в подарок юбиляру полное собрание сочинений Бальзака и небольшую картину, писанную маслом на холсте.
- Вот, посмотри, может, кого-то узнаешь здесь. - сказал Давид, вручая картину юбиляру.
Среди бескрайнего простора, часть которого чернела распаханными отвалами земли, глядя вдаль, стоял одинокий человек. Вокруг - никаких строений или техники: только фигура и поле, цветущее полевыми цветами, под синим небом. Мужчина одет в длинный плащ с капюшоном, на открытой голове ветер разметал волосы... Лицом персонаж на картине схож с Иваном, и ни у кого не вызывало сомнений, что этот одиночка в поле - именно он.
- Выполнено по спецзаказу руками моего Алика! - с гордостью за сына сказал Мильман. Подошли гости, рассматривали картину, восхищались исполнением и композицией.
Когда бы ни бывал в Воронеже, Иван не мог не зайти к Мильманам - они с Пашей боготворили эту семью, - и вот, в один из приездов, Марчуков увидел картины подростка, сына Давида. Ледовое побоище на Чудском озере было исполнено в карандаше, все фигуры крестоносцев и русских ратников выписаны с необычайным тщанием.
Но более всего на Ивана произвели впечатление три акварели. На первой одинокий танцовщик с печальной маской на лице делает своё па в пространстве преломляющегося света от зеркал, его окружающих; вторая - опять же - одинокая фигура человека на площадке среди городских стен - он сидит, упираясь подбородком в вытянутые на коленях руки, и стены нависают над ним, маленьким человечком, грозя раздавить его.
Читать дальше