- Стреляем по моей команде! - сказал Бартек.
Понуро опустив головы, стояли перед расстрелом зоринцы. Бартек все не командовал.
- Командуй, холера на тебя! - крикнул кто-то из легионеров. - Спать охота, подняли тут с печи!
- Огонь! - крикнул Бартек и выстрелил сам.
Залп - и партизаны упали в болото. Легионеры подошли, сделали несколько выстрелов на добивание и побежали вслед самым нетерпеливым, уже спешившим в тепло деревенских хат. Через некоторое время из грязной холодной воды болота приподнялся человек, он долго развязывал, обрывал на себе веревки, а затем выбрался из болота и пошел, качаясь, падая и снова поднимаясь, вдоль леса, в сторону дислокации отряда Зорина. Это был недострелянный аковцами, раненый Лев Черняк. Замерзший, истекающий кровью, он пришел все-таки в расположение отряда и рассказал, как все произошло.
Тела десяти погибших партизан привезли в лагерь через день после их гибели. Их хоронили всем лагерем, как героев. Говорили речи о вечной памяти, о фашистских пособниках, о том, что от победы к победе «ведет нас великий товарищ Сталин», а Софа смотрела неотрывно на белое как снег лицо своего мужа Леонида Оппенгеймера и ничего не слышала и сама не издавала ни звука. Глядя в это неживое лицо мужа, отца живущего в ней ребенка, она с ужасом подсознательно почувствовала, фатально определила, что смерть еще раз - и очень скоро - придет к ней. Только кого она возьмет в тот будущий свой приход - ее саму, ребенка или их обоих - не знала. И страх за ребенка парализовал в ней все.
А какое-то время спустя вдруг арестовали бойца боевой роты Мазуркевича. Разоружили, обыскали, ничего особого не нашли, но посадили в яму трехметровой глубины, которую вырыл еще Рейсер. Но Рейсер в ней просидел всего трое суток - и выпустили олуха царя небесного. А Мазуркевича выпускать, - и это всем в отряде было известно, - не будут: он обвинялся в сотрудничестве с немецкими фашистами. И выяснилось это после прихода в отряд нескольких новеньких, являвшихся в свое время узниками Ивенецкого и Новогрудского гетто.
Начальник особого отдела отряда товарищ Мельцер долго беседовал с каждым из них в отдельности, протоколируя содержание тех бесед, требуя тот протокол подписать, а потом уходил с докладом к Зорину.
И вот однажды на утреннем построении был оглашен приказ командования отряда:
«Мазуркевич в период немецкой оккупации, находясь в местечках Ивенец и Новогрудок, исполнял обязанности шефа биржи труда и заместителя коменданта еврейской полиции - гехильфсполицай - в 1942 и 1943 годах, оказался изменником Родины, предателем дела Коммунистической партии и Советской власти. В руки СД им были переданы десятки и сотни советских людей, связанных с партизанским движением. На основании установленных фактов Мазуркевич приговаривается командованием отряда к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно. Командир отряда Зорин, начальник штаба Вертгейм, комиссар Шуссер».
Мазуркевич стоял тут же, под конвоем отделения стрелков. Когда начальник штаба закончил чтение, он сразу закричал:
- Это неправда! Это ложь! Наговор! Пощадите - кровью искуплю! - И упал на колени.
- Мы знаем, чьей кровью ты покупал себе жизнь! - ответил Зорин. - Караульный наряд, выполнять приговор!
- Ах, приговор! - вдруг уже другим голосом, с необыкновенной яростью, злостью закричал Мазуркевич. - Герои! Одного человека вы расстрелять можете! Чего вам бояться - вас целая туча! В лесу вы герои, а вы идите туда - в Ново- грудок, Ивенец! Идите и убивайте немцев! Спасайте своих советских людей, за которых вы теперь меня расстреливаете! Освобождайте их! А, что? Почему не идете? Страшно? Знаете, что побьют вас немцы, как котят, а жить хочется, да? Вот в чем правда! Каждому хочется жить! И нет никаких там советских людей - все это придумано, сказки, пропаганда, а есть куча навоза, в которой кишат черви, и каждый червяк хочет выжить! И вы такие же червяки - прячетесь здесь в норах. А чтоб казаться себе героями, решили убить Мазуркевича - он был в полиции!.. Да! Был, да, помогал немцам, - старался, изо всех сил старался! А ты, Зорин, не помогал бы? А ты, комсомольский секретарь Кацнельсон? Еще как помогали бы, трамбовали бы яму трупами, аж подпрыгивали бы! Знаю я вас, коммуняги проклятые! Ох ненавижу вас, ненавижу! Ты, Левин, коммунист вонючий, почему убежал из гетто? Почему со своим народом не остался умирать в яме? Слой женщин, слой детей, слой мужчин!.. Раздеть всех догола и пересыпать хлоркой. Это называется слоеный пирог для немецких господ! А ты, Давидсон, тихий еврейчик со скрипочкой? Ты бы играл в оркестре для немцев. Идите туда, идите к немцам, бейте их! Почему не идете, а? Страшно? И мне страшно. Очень страшно.
Читать дальше