Неизвестно: Ворошильский Венгерский дневник

— А ты не думаешь, что неприязнь Малетера к Дудашу может объясняться чем-нибудь вроде личного соперничества?

— Да ты что! Малетер — выдающийся военный, старый коммунист, в войну был в советских парти­занских отрядах, орденами награжден. А Дудаш?

И все-таки Марьян хочет пойти завтра с нами на это интервью.

Четверг, 1 ноября

СТУДЕНТЫ

Утром пришли студенты, знакомые одного из на­ших журналистов. Среди них девчоночка с шапкой волос и огромным автоматом, грозно выставившим дуло. Ее спросили, умеет ли стрелять, — она ужасно обиделась.

Потом пошел разговор, что вешают авошей. Мы знаем, что гвардейцы принципиально не принимают в этом участия, часто даже вырывают авошей из рук разъяренной толпы. Но как относятся наши новые знакомые к самой проблеме самосудов?

Студентка выразительно пожимает худенькими плечами.

— А вы не думаете, — спрашиваем мы ее, — что среди линчеванных могут оказаться совершенно невинные?

Нет, этого она не допускает.

Тогда мы рассказываем, что во вторник, после за­хвата горкома партии, где укрепилась большая группа офицеров AVH, жертвой самосуда пал, в частности, второй секретарь горкома, который при Ракоши не­сколько лет просидел в тюрьме и только недавно вы­шел. Никто не стал слушать его объяснений, что он ничего общего с авошами не имеет, что он только на­ходился в занятом ими здании, — с ним поступили,как с теми. А только что новое известие: сегодня ночью убили одного коммуниста вместе с семьей — мы знаем адрес, где это случилось. Мы не хотим обобщать этих нетипичных случаев — но можно ли ими пренебречь?

Студенты смущены и встревожены. Участники ве­ликого и чистого движения, они не заметили грязной кровавой пены на гребне волны. Им не пришло в голо­ву, что гнев народа, чаще всего справедливый, бывает слепым и бессмысленно жестоким.

ПАМЯТНИК

Я перехожу ту самую площадь, где в первый день революции его свалили с пьедестала. Точнее, срезали ацетиленом на высоте коленей. Остался единственный в своем роде памятник — пара огромных сапог на вы­соком постаменте. Из правого голенища еще торчит шутовской пук соломы — приглашает очередного же­лающего влезть в сапоги...

Их прежний владелец был перетащен за несколько улиц от площади его имени и брошен на мостовую. Глухим эхом отдаются размеренные удары. Бронзо­вый гигант превращается в кучу бесформенных об­ломков.

Каждому хочется взять на память осколок Ста­лина.

АТАМАН

Высокий, широкоплечий, темноволосый, с выра­зительным, хотя скорее отталкивающим, широким скуластым лицом. Тирольская шляпа, пальто набро­шено на плечи, как романтический плащ, пистолет за поясом, черные краги. Он входит в комнату в окруже­нии свиты, среди его приближенных — молодая жен­щина, набожно записывающая каждое слово вождя.

Вот краткая биография Йожефа Дудаша, сообщен­ная его личным пропагандистом. Родился Дудаш в 1912 г., по профессии инженер-механик. Был в ком­партии, вышел из нее в 1940-м. Перешел в Партию мелких землевладельцев, сразу после войны был вы­бран в парламент. С 1946 по 1954 гг. без процесса и приговора сидел в разных тюрьмах и лагерях. Принял участие в восстании с самого начала, сражался на Мос­ковской площади, организовывал ревкомы. Группи­ровка, во главе которой он сейчас стоит, называется Национальным ревкомом.

Мы просим Дудаша очертить характер его движе­ния. Не задумываясь, он дает четыре эпитета: на­циональное, революционное, демократическое, со­циалистическое. Программа движения: немедленно вывести русские войска из Венгрии; создать единый фронт правительства и революционных сил — рабо­чих, крестьянских и солдатских советов, а также дру­гих народных представительств; пополнить правитель­ство представителями исторических демократических партий; никакой терпимости к правым и фашистским группировкам; сохранить социалистическое устройст­во, одновременно гарантируя всем гражданам свободу совести и отвергая экономический догматизм.

— Мы исходим, — заканчивает Дудаш, — из требований жизни, из общественной целесообразнос­ти, из интересов рабочего класса и крестьянства и при этом стоим на платформе национального един­ства.

Всё это звучит слишком общо, чтобы вызвать почтение к политическим способностям нашего собе­седника. Мы всё же пытаемся прижать его к стенке и спрашиваем, как он относится к существующим парти­ям и не думает ли создать свою.

— Сейчас важно закрепить достигнутое в ходе ре­волюции. Позже, если развитие не остановится, я, вероятно, вступлю в какую-нибудь партию, ставящую названные цели.