Неизвестно: Ворошильский Венгерский дневник

— Я переводил всё, что он говорил, я работаю в его газете, но это не значит, что я во всем с ним согласен.

Это звучало довольно загадочно, но мы ничего не решились спросить.

В коридоре H. Н. рассказал, откуда он знает поль­ский. В войну он во Львове дезертировал из венгер­ской армии и вступил в АК. В Будапешт вернулся... ярым полонистом. Сотрудничал с нашим посольст­вом, перевел несколько романов. Потом это оборва­лось, но H. Н. по-прежнему интересуется Польшей, читает нашу прессу. Знает даже, о чем у нас идут дис­куссии.

Это всё из вчерашнего разговора. Сегодня мы с ним наедине в его редакционном кабинете. H. Н. раз­ливает по стаканам слабое фруктовое вино.

— И это-то еле раздобыл. С самого начала вос­стания у нас сухой закон.

Я знаю — еще ни разу не встретил в Будапеште пьяного венгра.

H. Н. опрокидывает стакан одним глотком и говорит:

— Вы вряд ли догадываетесь, почему я хотел го­ворить с вами. Я вас знаю. И знаю, что вы комму­нист.

Пауза. H. Н. продолжает:

— Я тоже коммунист.

— Так чего же вы у Дудаша?

— Об этом я и хотел поговорить. Я хочу спро­сить: что бы вы сделали на моем месте? Имея воз­можность руководить важным отделом в такой газете, влиять на ее характер — посчитали бы вы это недостойным коммуниста, отказались бы? Или же, придя к выводу, что игра стоит свеч...

Он резко умолкает. Открываются двери соседней комнаты. Бывшие заключенные кончили заседать и выходят в коридор через кабинет H. Н. Один пожима­ет ему руку, другой на ходу хлопает его по плечу. Наконец мы снова одни.

— Ну, ладно, — говорю я, — допустим, игра стоит свеч. Да вам же не дадут ее вести. Они же на­верняка узнают, что вы коммунист, и вышвырнут из газеты.

H. Н. доливает вина и, помолчав, отвечает:

— Все знают, что я был в партии и что уже шесть лет, как меня исключили.

В ГОСТИНИЦЕ

Во второй половине дня я вернулся из города и засел писать обещанную корреспонденцию для «Штан- дара Млодых».

Это будет не столько корреспонденция, сколько письмо друзьям — про всё, что я здесь увидел, пере­жил и понял...

И вот я сижу в своей нетопленной комнате и пишу. Время от времени выхожу в холл погреться и каждый раз сталкиваюсь с новой стадией «дела нашей гостиницы».

Наша гостиница — здание весьма роскошное. Она принадлежала ЦК ВПТ и предназначалась, в основном, для заграничных гостей. Когда группа польских журналистов поселилась в ней, большинство номеров пустовало.

Дирекция гостиницы давно смотала удочки, персо­нал перестал являться на службу, на месте остались только старый портье, истопник (впрочем, котлов он уже не топит) и уборщица (и она не делает уборки).

Вчера вокруг гостиницы начали собираться разно­мастные соседи, которые, видно, живут в далеко не блестящих условиях и справедливо рассуждают, за­чем такому отличному зданию пропадать зря. До штурма, однако, чудом не дошло, всего лишь велись очень спокойные переговоры сквозь застекленные па­радные двери. Потом толпа разошлась, но сегодня со­бралась снова. Нас, когда мы возвращались из города, очень вежливо пропустили.

Портье сегодня был, видать, порешительней, так как, в очередной раз выскочив погреться, я обна­ружил кой-кого из толпы в холле и на лестнице. Еще позже все снова скучились у двери и слушали пылкуюречь какого-то мужчины с трехцветной повязкой. А когда я вышел в последний раз, уже закончив статью,

— ни в холле, ни у двери никого не было.

— Что случилось? — спросил я истопника-слова- ка, с которым мы объяснялись на русско-польско- чешском волапюке.

— Им человек из квартального ревкома сказал: стыдно, мол, перед иностранцами, что, мол, ино­странцы подумают, революция, мол, должна уважать законы... Ну, они собрались и пошли.

Я вернулся в номер и быстро записал эту непо­нятную историю, а за нею наспех и все услышанные за последние дни анекдоты из области права времен Ракоши.

ХРЕСТОМАТИЯ ИЗ ОБЛАСТИ ПРАВА

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ

Постановили удалить из столицы непроизводи­тельный элемент, пятнающий ее социалистический облик.

Приходили к старым, одиноким, больным лю­дям, сажали их с вещами в грузовики и вывозили в деревни. Чаще всего оказывалось, что никто из кре­стьян не жаждет принять навязанных властью на­хлебников. Конвойные спешили и не забивали себе головы чепухой. Оставляли своих подопечных и багаж под первой попавшейся ивой и возвращались в город, где их ждали новые подвиги.

Бывало, шел дождь. Бывало, ударял мороз.