Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

- Голодная? - коротко спросил Гарри, когда я, преодолев, наконец, дурацкую робость, подошла к столику. Заметив, что я неуверенно поглядываю в сторону стойки (где как раз в эту секунду, откуда ни возьмись, появился смурной, заспанный бармен), он снял с соседнего стула свой дорогущий, крокодиловой кожи «дипломат», бережно переместил его на пол и пригласительно похлопал ладонью по освободившемуся сиденью. Я привычно повиновалась; брат небрежным жестом придвинул ко мне тарелку с презентабельными бутербродами, после чего, казалось, начисто забыл о моем присутствии и вновь обратился к зардевшейся Русалочке, застенчиво ковыряющей пластмассовой вилкой капустный салатик:

- Морщинистая тварь!!! И ладно, если бы этот гад только порол, - а порет он по-страшному, гоняет взад-вперед по всему предмету!.. - так нет же! Эта сволочь еще спляшет на твоих костях зажигательную джигу, жмурясь и притоптывая каблуками от удовольствия!.. Надеюсь, ты не забыла еще школьный курс геогра…

Тут Анна, чьей лебединой шеей я все это время тайно, с завистью любовалась, одарила меня лучезарной улыбкой и, протянув ухоженную ручку, осторожно, кончиками пальцев дотронулась до белоснежного рукава своего кавалера, как бы напоминая ему, что я-то не знаю предыстории: похоже, она, несмотря на принадлежность к высшему классу гетер, была девушкой доброй и деликатной. Однако Гарри, с детства не терпевший, чтобы его прерывали на полуслове, оскорбился:

- Надеюсь, ты не забыла еще школьный курс географии - австралийская и южно-американская фауна?! - злобно рявкнул он мне прямо в ухо.

От неожиданности я чуть не выронила себе на колени только что надкушенный бутерброд с толстым шматом черной паюсной икры:

- А что?..

- А то, - уже спокойнее ответил Гарри, - что надо быть броненосцем, чтобы сдавать такой ехидне, как этот старый козел!.. Он и до вас еще доберется, готовься!..

Довольный тем, что удалось-таки ввернуть заготовленную загодя остроту, он одним махом опустошил рюмку с коньяком, наполнил ее снова, поднес к глазам - и принялся сосредоточенно рассматривать янтарную жидкость на просвет, точно так, как (я знала) делал с хрустальным шаром, предсказывая доверчивым клиентам будущее:

- Раз уж у нас за столом новоприбывшие, - наконец, проговорил он ровным голосом, как бы ни к кому не обращаясь, - будет вполне логично, если я расскажу всю историю с самого начала… Надеюсь, никто не возражает?

Две почтенные дамы, по виду преподавательницы, мирно уплетавшие куриные крылышки с горошком в дальнем углу залы, на мгновение перестали жевать и с опасливым любопытством покосились в нашу сторону - но возражать не стали; а я подумала, что на моей памяти последним, кто осмелился возразить Гарри Гудилину, был Оскар Ильич - да и тот, откровенно говоря, плохо кончил. К счастью, Анна - меня все больше восхищало ее удивительное чувство такта! - тут же с готовностью нахмурила бровки в сосредоточенно-сочувственной гримаске, и успокоенный брат, вернув рюмку на стол, картинно-трагическим жестом уткнул лоб в сплетенные пальцы. Итак, в начале триместра, в ту самую сладостную пору, когда педагоги, разнеженные летним отдыхом, еще хранят на загоревших лицах следы каникулярного благодушия и ничто не предвещает беды, произошло некое событие - на первый взгляд, незначительное, но впоследствии оказавшееся роковым. Марья Кирилловна Игрунова - молоденькая, симпатичная, всегда такая веселая преподавательница патопсихологии, близкая подруга Гарри, настоящая гетера (брат, со значением: - Да! У нас были прекрасные отношения!), вдруг ни с того ни с сего оматронилась - и, едва успев отчитать две-три лекции, нежданно-негаданно ушла в декрет…

А неделю спустя на свет божий невесть откуда выполз устрашающий мастодонт! Этого старого, уродливого и, судя по расположению морщин, склочного профессорюгу Гарри до той поры ни разу нигде не встречал: очевидно, все эти долгие годы тот пребывал в анабиозе (по более поздним сведениям - в бессрочном академическом отпуске, где корпел то ли над какими-то загадочными «монографиями», то ли над второй кандидатской диссертацией). Как бы там ни было, Машенькин стул явно пришелся ему по вкусу. Плотоядно и даже с каким-то сладострастием потирая сухие, морщинистые, впрочем, хорошей, благородной формы аристократически-длиннопалые руки, гнусный узурпатор не без злорадства сообщил удрученной аудитории, что, дескать, «изрядно соскучился по живой, тонизирующей преподавательской деятельности»; такое вступление, не говоря уж о той постной и одновременно язвительной мине, с которой незваный гость оглядывал «будущих коллег», как-то сразу не понравилось Гарри, с детства обладавшему звериным нюхом на врага.