еще один голод, но и чуму, и даже столетнюю войну с Плантагенетами.
X
Капитан французской гвардии Эмери́к Бедои́р был храбрым воином, пока дело не доходило до
объяснений с противоречивой мадмуазель Сен-Клер, двадцати одного года отроду, жившей в доме
двух этажей на левом брегу Сены. Этот мужчина имел вид по всей форме устрашающий, а его
тело поистине являлось картой военных действий и подвигов, о каждом из которых гласил тот или
иной шрам. Одним из них - на правом плече, он дорожил более остальных, поскольку тот, якобы,
был приобретен им "в битве при Пате с Жанной". И пока Готель занималась
благотворительностью, излечивая шрамы Парижа благими делами, как, впрочем, и в любое другое
отсутствие возлюбленной, Эмерик послушно сидел на её крыльце и точил клинок, чем со
временем создавал у соседей и прохожих впечатление присутствия на набережной оружейной
мастерской.
- Я вас решительно не понимаю, - говорил он по её возвращении, - то вы теплы, щедры, а то
бежите от меня, едва наступит день. Но более всего меня тревожит мысль, что моё израненное
тело для вас гораздо лучше, чем моя душа. Я ожидал вас из Труа два дня, не покидая вашего
крыльца.
- Входите же, - впускала его Готель, - но через час, любезный Эмерик, я ожидаю мадмуазель
Сорель.
- Я бы желал быть с вами и после ночи, и вас оставить навсегда себе, - убежденно твердил он,
- но вы совсем другая днём и вовсе не такая ночью, а вас обеих мне, видимо, застать никак не
суждено.
- Ну, бросьте ж наводить тоску, мой друг, и приходите вечером. Я обещаю, что найду немного
сил на ваши чувства, - заверила она и кротко поцеловала Эмерика в губы, который потом еще
долго прощался, пока не застал в дверях юную Агнес.
Исполнив легкий книксен, покидающему Готель, кавалеру, девушка скользнула внутрь и
спешно сбросила с головы, словно горящую солому, золотой атур.
- Эта мода скоро сведет меня с ума, - качая головой, проговорила она и перелила из кувшина в
стакан немного холодной воды.
Это была ангельской красоты девушка. Фрейлина герцогини Анжуйской, "оставленная во
Франции, как национальное достояние Валуа", а после приехавшая в освобожденный Париж,
желая, тем самым, обезопасить себя от, ещё незавершенной на западе королевства, войны.
- Похоже, Эмерик не очень счастлив оказанным ему вниманием, - проговорила девушка,
рассматривая свое новое платье.
- Я каждый раз, его встречая, боюсь, что он осмелиться просить моей руки.
- Почему?
Готель какое-то время, молча, смотрела на девушку, словно искала подходящего ответа, но,
так и не найдя, как это объяснить, проговорила сухим голосом:
- Я просто не могу этого сделать.
- У вас такая ровная строчка, что можно подумать вы шьёте уже лет сто, - заметила Агнес.
"Триста, если быть точной", - подумала Готель, но лишь улыбнулась в ответ:
- Так вы уже видели Карла?
- Недолго, - ответила девушка, - я поспешила удалиться, лишь только он обнаружил свои
намерения. Его жена сейчас больна, и я бы стала только мимолетным упоением для его праздных
смятений, без уважения к красоте и имени моей души.
Готель едва зашнуровала корсет, как девушка в негодовании выгнула спину и попыталась
набрать чуть больше воздуха в грудь:
- Это невозможно, - выдохнула она, ослабляя шнуровку.
- Но вырез слишком большой, - запротестовала портниха, - в подобном случае ваш вид сочтут
за непристойность!
Агнес уселась на скамейку, в отчаянии, пытаясь заправить грудь в декольте:
- Он просит свидания, - обессилив, выдохнула она.
- Кто? - уточнила Готель.
- Карл, - снова попыталась вздохнуть девушка, - и я уж совершенно растеряна, ибо будь
королева в состоянии ответить мне в конкуренции, это вышло бы мне лишь грехом, но пока она
мучается своим недугом, я не знаю, что станет непростительнее: оставить без внимания короля,
или столь низко переступить через её величество.
Готель воздержалась от советов, а девушка продолжила:
- При дворе говорят, что ночью слышно, как кричит от боли королева, а под её дверями один
за другим дежурят лекари, да и те надеются на чудо. Каждый день из аббатства Мон Сен-Мишель
ей присылают новые лекарства, но каждый день ей становится только хуже.
- А что в Мон Сен-Мишель? - спросила Готель.
- Чудо.
- Я никогда там не был, - отвечал на утро Эмерик, - но я достаточно слышал от Артура -
коннетабля Франции, с которым мы вошли в Париж и который ныне сдерживает аббатство от
Читать дальше
