Хранителем же такого света могло быть что угодно: как человек, которому принадлежит сама
звезда, так и любой другой предмет случайно впитавший его. Готель перестала жевать. Она
бросила на постели яблоко, вскочила с кровати и кинулась по лестнице вниз, на второй этаж, где
на одной из полок полгода назад она оставила сумку, найденную рядом со скелетом астронома; и,
схватив её с полки, Готель судорожно забегала внутри неё рукой, пока не вытащила из неё бумагу,
а потом подумала, что никогда ещё её сердце не колотилось так сильно. Это была карта. Конечно.
Та самая, старая карта, на которую Готель не обратила прежде внимания, и на которой теперь она
узнала и лес, и дороги, и место, хотя ещё и не совсем точное, но уже помеченное крестиком;
место, где росла её лилия, уже много лет дарившая ей свой волшебный свет. "Что же это за сила
остановила тебя?" - подумала Готель, поднимаясь обратно по лестнице.
Если то, что писал ученый, было правдой, что ей следовало делать? Жертвовать? Но не этим
ли она занималась с рождения? А что получила? Последняя её надежда на чудо едва не завела её и
без того грешную душу к берегам Сапфо. Так что же она здесь делала? Что-то оставалось пока ей
неведомым, как до сего дня, до которого Готель лишь знала, что башня эта стояла точно
посередине, между её местом рождения и светом, продлевающим её жизнь. И начиная с сего для
она не знала больше, но теперь она точно знала, что это было не случайно, и что рано или поздно,
она бы эту башню, несомненно, нашла.
Таким образом, узнав некую предначертанность своего присутствия в башне, Готель взялась
обустроиться в ней лучше и с полным на то правом. Благо для того здесь было всё необходимое:
прозрачная горная вода, богатый лес и воздух, просторный погреб, где кроме винных бочек
оставалось еще достаточно места для хранения продуктов, а также камин, способный прогреть
целый зал в долгую зимнюю ночь; хотя, достигнув своего совершеннолетия, Готель и
предпочитала проводить зиму в Марселе. А несколько лет к тому, возвращалась в Турин и
навещала Анну, пока та не вышла замуж за Никейского императора и не поселилась на одном из
отвоеванных им в Греции островов. Встречи подруг были так же радостны и легки, словно не
сталось меж ними обиды или разочарования; Анна в силу своей юности увлеклась новыми
впечатлениями и лишь Готель иногда с тоской смотрела на её непричастные к себе подъемы. И
она часто бежала от своего одиночества из башни. Сначала к Анне, затем в Марсель, Лион, в
ближайшую деревню, в молочную лавку, везде, где можно было обменяться хоть словом.
Десятки лет она не покидала башню, и десятки лет бежала от неё. Она была её проклятием и
её спасением. Как, например, во времена великого голода, обрушившегося в начале
четырнадцатого века на Европу, вследствие череды погодных неурядиц. Уже после первого
массового неурожая цены на еду выросли в десятки раз. К концу трехлетнего "не сезона" города
были охвачены паникой и грабежом. Особенно еды не хватало в городах. Те, кто не могли добыть
себе таковой, ели бездомных животных, птиц и крыс, и если не умирали от голода, погибали от
полученных болезней. Что уж было говорить о счастье поймать дичь, за которую в лесах
разворачивались настоящие побоища; сначала убивали за еду, а затем и чтобы съесть. Но тех, кто
выжил в это страшное время, ожидало следующее испытание. Чума. Население Лиона
сократилось в три раза. Готель выходила из башни лишь под покровом ночи, собирала травы и
коренья, хворост для камина, всё, что можно было сложить в запас.
Но она не оставляла башню, хотя могла бы уехать в Турин или Милан; или используя свое
состояние вполне комфортно провести это время на теплых берегах Прованса. Но она оставалась в
башне. То ли от того, что боялась упустить их общее с ней предназначение, то ли потому, что
хотела знать, способна ли башня её защитить. В то время она много думала о своем высшем
предназначении, как и о том, было ли оно. Люди вокруг умирали тысячами, а что она могла
исправить? Ежедневно Готель уверяла себя, что, погибнув там, она никому не поможет; молилась
и надеялась, чтобы после этого ада на земле осталось хоть что-то, ради чего ей стоило бы выжить,
принимая во внимание, что к концу голодомора у неё сохранился и весь запас вина, и ещё
несколько этажей собранной годами провизии; достаточно, чтобы пережить в башне не только
Читать дальше