женщинам комплименты.
Безусловно, Готель оценила проницательность своего друга, но решила не развивать эту тему
дальше:
- Как поживает ваш роман?
- Он пишется сам, - ответил тот, - его герои созданы, они живут, общаются, совершают
нелепые поступки, как и все.
- Что же делаете вы?
- О! Я лишь случайный наблюдатель, которому посчастливилось увидеть их историю и
записать её, - улыбнулся поэт и воодушевленно вздохнул, заглядывая за горизонт.
- Прочтете?
- Если у вас есть время.
"Время - это единственное, что у меня теперь есть", - подумала Готель, сделав следующий
глоток вина.
Они встречались около двух лет, пока Жербер не вернулся в Монтрёй - "край персиков" (как
говаривал он), откуда он, собственно, и приехал в Марсель в поисках вдохновения.
Пляж опустел. Готель шла по воде, держа в руках свои сандалии; края её платья огрубели от
выступившей соли, и волосы спутались на загорелых плечах. Пожалуй, из всех пережитых ею лет,
эта жизнь в Марселе стала самой счастливой и безмятежной на её долгом веку. "Я много смеялась
последние годы", - подумала она, разглядывая в своем отражении небольшие морщинки на
уголках глаз. Её очередная жизнь доходила к концу, вследствие чего нужно было снова решать,
куда ехать дальше, что очень напоминало ей её кочевую жизнь в таборе. У Готель снова не было
дома. Постоянного дома. Но она о том не жалела, как не жалела об исчезнувшем Жербере. И это
стало её новым качеством - не жалеть о случайных потерях. Словно в глубине своей души, на
фоне бесконечного и мимоидущего времени, она утратила некое мерило ценностей в короткой
жизни бесценных. И сейчас, это было единственным, о чем она сожалела. Все остальное
приобрело новую метафизическую философию, рано или поздно меняющихся вещей в
зависимости от её ипостасей.
Что же касается следующей, то Готель, наконец, решила посетить Турин - город, в котором
она родилась, но которого, в виду младенчества, так никогда и не видела. Она больше не впадала в
панику в связи с грядущими переменами, а готовилась к подобной реинкарнации специально и
заблаговременно. И поскольку она не хотела появляться в Турине преждевременно и давать
повода, путь даже для сомнительных гипотез, она отправила пожертвование одному из местных
храмов с рекомендательным письмом его настоятельнице и с указанием времени своего визита.
Она даже сшила новое платье на италийский манер, чтобы скорее войти в новый образ. Она
полностью была готова начать всё заново, когда покидала Марсель; прекрасный Марсель,
подаривший ей чудесное и незабываемое время.
Будучи в почтенном возрасте, Готель не могла осилить расстояние до Лиона в одиночку, а
потому наняла экипаж. К концу первого дня она услышала усталый плеск Роны, а затем мимо
прошли знакомые ей этой дорогой города: молодой Монтелимар, Валанс, близлежащий Вьен и в
завершение Лион. С того дня, как она покинула этот славный город прошло более пятидесяти лет,
а потому, прибыв туда, она сошла на его улицы без опасения быть узнанной кем-то из прошлого.
Тем не менее, она не стала подниматься на свой холм, а прошла вокруг, по левому берегу Соны и
устремилась в лес. Готель не хотела проводить лишнюю ночь в прошлой жизни. Наконец, у неё
был план, и она не собиралась от него отступать. Подобрав сухую палку, она перебирала ею
подножные листья, под которыми на пороге осени уже пряталась спелая земляника. В сравнении с
доминирующим освежающим бризом Марселя, запах осеннего леса был намного богаче на
ароматы. Трава, кора деревьев и даже сама земля источала столь дивный букет, что к тому
моменту как Готель подошла к цветку, её голова была одурманена, а тело обессилено настолько,
что она заснула возле своей лилии, не дождавшись темноты.
Пробуждение же её, напротив, было однообразно холодным и неуютным с первых минут.
Начиная с того, что едва поднявшись с земли, Готель чуть не упала, запутавшись за подол
собственного платья, которое на утро оказалось на несколько размеров меньше, чем было вечером.
Она вытянула вперед руки, но и рукава прикрывали её ладони, словно у ребенка примеряющего
мамино платье. Готель не была ребенком. Но, похоже, на сей раз ей было не больше пятнадцати.
Это была катастрофа. Не говоря уже о том, что в таком несовершенном возрасте, безопасно
устроиться в Турине, кроме как снова сделаться монашкой, невозможно. "О, Боже! - сокрушалась
Читать дальше
