Последние следы лета растворялись в желтеющих листьях, и небо всё чаще становилось
серым и не предвещающим.
- Я обещаю вернуться раньше, чем встанет солнце, - прошептала она и поцеловала ребенка в
лоб.
Девочка не придала этим словам особого внимания, и скорее всего потому, что никогда не
чувствовала отсутствия мамы. Ведь даже уходя за покупками в деревню, та возвращалась еще до
полуночи, когда малышка видела свой первый и самый крепкий сон.
Предстоящая же дорога до Шамбери занимала около трёх часов в одну сторону, но, несмотря
на это, Готель была настроена, при любом раскладе, вернуться к рассвету. Чем дальше она
отходила от дома, тем сильнее колотилось её сердце. Небо становилось темнее, и с каждой
минутой дорога скрадывалась перед взором, заставляя идти всё быстрее; хотя не столько
наступающая ночь, сколько бегущее за ней время подгоняло её призрачными тропами и
безликими овражками. Но за сомнительными проселками и молодыми полянками скоро являлся
знакомый бор или тяжелый на подъем холм, стойко воссоздающий в памяти неизменную карту
местности. В отличие от городов, где за одно столетие сносят церкви и дворцы, воздвигают новые
соборы и замки, в природе все меняется очень мало. И реки текут в том же направлении, и горы
тянутся своими вершинами всё так же к небу, и звезды мерцают над головой неподвижно и луна
освещает кроны деревьев с той же ажурностью и неиссякаемо светлой драматичностью.
Когда Готель вышла к пастбищам Шамбери, она поклялась бы, что провела в дороге целую
вечность, и солнце вот-вот взойдет над головой, осветив ей дорогу в ад. Но это было не больше
чем внутреннее волнение за оставленного в затерянном доме ребенка; хотя, возможно, благодаря
тому, она оказалась в городке еще задолго до полуночи. На улицах было уже безлюдно. Кое-где в
домах пока горели огоньки, да и те гасли, стоило отвлечься в сторону.
Едва ступив на главную улицу, она свернула налево, к крепкому двухэтажному дому с
широкими бараками на заднем дворе. Этот дом Готель посещала прежде, когда ходила искать в
орешнике потерянное кольцо. Около двухсот лет назад, его хозяин - месье Морен и его супруга,
разводили здесь овец, потому начать Готель решила именно отсюда.
Дверь открыл светловолосый мужчина тридцати лет, приятно сложенный, в светлой тунике,
перевязанной на поясе веревкой. Его лицо было свежим и гладким, а голубые глаза со всем
вниманием взирали на ночную гостью, терпеливо ожидая услышать причину её столь позднего
появления. Готель, в свою очередь, оказавшись несколько неготовой в суете увидеть
симпатичного мужчину, даже немного смутилась от подобной неуместности, отчего ранее
простые слова приобрели в её горле иное звучание, добавляя пущей неловкости к её и без того
сомнительному вторжению.
- Простите за поздний визит, месье, - окинув капюшон, обнажила она крупные черные пряди
и поймала себя на мысли, что теряет контроль над своим женским естеством, - не осталось ли у
вас на продажу овечьего меха? - проговорила она торопливо, тем временем делая шаг назад и
готовясь тут же уйти.
- Много ли?
- Всего на одно одеяльце, - махнула издалека Готель.
- Войдите, - предложил тот и исчез внутри.
Готель постояла снаружи какое-то время, но потом, почувствовав себя в темноте, да на
пустой улице совершенно брошенной, вошла внутрь. В доме было так же уютно, как и прежде. Ей
даже показалось, что тот глиняный кувшин стоял на столе точно так же, как когда мадам Абель
много лет назад приглашала её на ночь. Но теперь здесь что-то изменилось, что-то другое, нечто,
что Готель пыталась для себя определить, пока мужчина был в другой комнате, и не могла. Но
определила сразу, как он появился снова; это были его руки, красивые от работы и чистые от ума,
и глаза, как её ручей, журчащий вокруг башни, прозрачный до самого дна, и его голос, теплый,
словно тот мех, который он принес.
-Надеюсь, этого хватит, мадмуазель, - проговорил он, положив мешок на стол, - я, честно
говоря, уже не ожидал, что он кому-то понадобится. Обычно всё разбирают сразу после стрижки.
То ли невыносимое чувство далекой ностальгии, витающее в этом доме, то ли его мягкий,
участливый голос в сочетании с её двухлетней тоской по мужской ласке, но что-то переполнило её
сердце. Она стояла, запустив руки в приятно мягкое руно, и не могла найти в себе сил и смелости
Читать дальше
