Неизвестно - Марамзин

Девушка удивилась и пока что толкать пере­стала.

Он, наконец, обхватил под пальто ее руками, изогнул к себе — и она изогнулась, вся пришлась вдоль него, и вот уже жесткая, упертая рука по­слабела, подалась и вдруг провалилась вниз меж­ду ними.

Иван Петрович зашелся от нежности и до­верия.

Так они стояли у окошка, прижавшись, вер­нее, девушка позволила ему к ней прижаться; не­много дольше, чем нужно, был он уже в этом сос­тоянии нежности, и девушка опять удивилась, по­тому что приготовилась к продолжению боя. Когда наконец он пустил свои ладони гладить везде, где бы им захотелось, девушкины руки крепко их хватали, как жандармы, на окраинах платья — хотя и не прежде — и тут же опять отсылали их к центру, то есть к середине платья, на талию.

Долго продолжался этот бой, с постепенными уступками и отвоеваниями, Иван Петрович всего не упомнил, он был только уверен в своей правоте, он честно знал: это так все и нужно — все, что он делал, и даже досада одолевала не очень, потому что девушка постепенно сдавалась. И каждый раз, когда рука добиралась до теплой, живой кожи те­ла, Иван Петрович от волнения вздрагивал, словно добирался до голой, живой, человеческой сущно­сти этой девушки, уже не закрытой от него в скорлупу.

Вдруг по лестнице, снизу, кто-то стал подни­маться, девушка выскочила из его ладоней, быстро застегнула пальто и отвернулась к окну.

Иван Петрович почувствовал настоящее горе.

По лестнице поднималась старуха с батоном, поднималась медленно, с одышкой, отдыхала, опершись на колено рукой. Ее голова постепенно вращалась вокруг проема, добираясь до них. Иван Петрович тоже стал смотреть в окно. Так они сто­яли молча, он и девушка, и глядели в окно, будто там было что-нибудь интересное. Две мухи полза­ли по стеклу с двух сторон, одна по другой, и сог­ласно сворачивали в сторону, ни на шаг не рас­ставаясь, как подруги.

Пройдя их площадку, старуха часто останав­ливалась, глядела на них из-под мышки, ждала. Долго возилась с ключами на шестом этаже, нако­нец, захлопнула дверь и затихла.

Иван Петрович сразу же кинулся к девушке. Надо было опять начинать все сначала.

— Нет, — заговорила девушка. — Хватит, не надо!.. На сегодня хватит... здесь нельзя.

— А где? — спросил Иван Петрович с выдо­хом, принимаясь опять за пальто.

— Нигде, — отвечала она, но не очень твер­до. — На сегодня хватит.

— Нет! — вскричал Иван Петрович. — Как раз сегодня не хватит! Так нельзя!

— Можно, — сказала девушка быстро.

— Нет, нельзя, — сказал Иван Петрович, рас­крывая пальто.

— Можно... — еще раз сказала девушка и замолкла.

Под пальто было все, как он оставил: все, что расстегнуто, было расстегнуто; все, что отогнуто, оставалось отогнутым. И от этого Иван Петрович опять зашелся и ринулся целовать и гладить де­вушке тело, а она отступала немного быстрее, чем прежде.

Они уже так перепутались, что иногда, целуя вниз, куда-то в тело, Иван Петрович попадал на себя и целовал по ошибке свое плечо или руку и только тогда замечал.

Неожиданно девушка по локоть закинула ру­ки Ивану Петровичу за плечо, привстала и крепко прижалась к нему. Ей было некуда уже отступать.

Иван Петрович слабо, но настойчиво толкал ее переступить слегка назад, она подалась, они согласно сделали вдруг этот шаг, прикоснулись к стене...

И вот, наконец, было все.

Потом они недолго постояли, прижавшись; де­вушка, ошеломленная, ушла к себе в квартиру, а Иван Петрович с ее телефоном спустился по лест­нице к выходу, вниз.

Он вышел из парадной, словно весь изнутри и снаружи промытый, добрый, свежий. На улице стало темно и просторно. Целый день его обидной зависимости был окончен. Ближний бой, который ему навязали, он выиграл.

Но вот он думает: а кто победил? Пусть он выиграл бой, но ведь бой состоялся? Не того ли и добивались все те, кто желали ему такого ближ­него боя? Ясно, что так или иначе, а победа дол­жна быть его, он мужчина, это все совпадает с законами, так по природе. И он, очень слабый, чтоб все изменить, только и смог, что ускорить по­беду, уменьшить длительность боя — и то было трудно, целый день на это ушел у него. Правда, мог бы и месяц, и год, даже больше. Значит, всё же хоть слегка победил? Только очень слегка, очень мало.

Эта игра, по законам, с приемами, к этому женщины сами его приучили (зачем это им?), и вот что хуже всего: ведь он знает, если он искренен с ними при этом — так и искренность входит пре­красно в игру, игра получается — лучше не надо, какой не придумаешь так ни за что.