Неизвестно: Александр Поляков Великаны сумрака

А ведь прав он, тысячу раз прав! И еще наше многопле­менное государство, в котором все порывы эгоизма и раздра­жения в силах устранять только неограниченная монархия. Демократия не справится, нет; инстинкты национализма — вот разъедающий элемент, и он ослабит и со временем разне­сет страну. Многие ли понимают это?

.Зимней ночью под заоконный шелест метели в гостини­це «Виктория», что на Страстном бульваре, сидели и беседо­вали два человека — Лев Тихомиров и Константин Леонтьев, который жил теперь в Оптиной пустыни, но, наезжая в Мос­кву, всегда останавливался в этом номере.

А Леонтьев — он из тех, у кого ангел и черт вечно сцепив­шись в отчаянной борьбе. Но у него этот ангел не изгнан, не уступает. Вот, вот: не уступает, нет!

В молодости пылкой на острове Крит ударил французско­го консула — хлыстом по лицу: оскорблял Россию. Это он, уже больной и хилый, в жутковатом прозрении предсказы­вал коммунистическую революцию. И еще предвидел всеоб­щую войну. Надеялся на эпоху Александра III и жил пред­чувствием катастрофического темпа истории.

Голоса в номере звучали глухо, негромко.

— Общество? Тайное? — поднял седые брови Леонтьев.

— Именно! Мы должны создать подпольную организа­цию, — завращал вспыхнувшими глазами Тихомиров. — Я же старый заговорщик, с опытом, — горько улыбнулся.

— Да неужто за прежнее взялись? Мало вам? — ахнул Кон­стантин Николаевич.

Прежнее, не прежнее, да только знал бывший Тигрыч, о чем говорил.

Он уже хорошо понимал, чувствовал, до боли сердечной чувствовал: над монархией, над самым божественным, са­мым человечным способом правления, нависла смертельная опасность, и опасность эту пока не все видят — даже и те, кто верен престолу. Выходит, нужна, немедленно требуется орга­низация консервативных сил — для борьбы за утверждение истинных идеалов самодержавия и православия, для жест­кой схватки с революционерами и либералами. Увы, консер­ваторы старой закалки пока в полном разброде, а новые еще недостаточно определились, чтобы слиться воедино.

Чуткий Леонтьев, подумав, поддержал Тихомирова.

Конечно, действовать следует без правительства; его по­мощь скорее вредна, чем полезна, поскольку власть — и го- сударственная, и церковная — не дает свободы, навязывает казенные рамки. И поэтому нужно создать особое общество, которое бы повсюду поддерживало людей монархического образа мыслей — в газетах, на службе, в частной деятельнос­ти, выдвигая самых способных и энергичных. И этот малень­кий круг националистов должен быть нелегальным.

— Как иезуитский орден? — посмеивался Леонтьев. — С двойным уставом?

— А почему бы и нет? — потирал руки Тихомиров, чувствуя себя в своей стихии. — Один для отвода глаз. И цели — самые банальные: научные, благотворительные. А другой тайный — с истинными задачами организации. И вид такой, что вроде и не кружок вовсе, а только-то — случайное единение знакомых между собой людей. Никаких протоколов, списков, никаких печатей. Предвижу трудности, но уверен, знаю: лишь неле­гальное общество дает возможность сильного действия.

Кого пригласить в члены? Непременно Грингмута, Гово- руху-Отрока (тоже из одумавшихся радикалов), Попова, Александрова, возможно, Астафьева. Хорошо бы и Черняе­ва: у него сильная работа «О русском самодержавии»; инте­ресно, глубоко рассуждает о монархических убеждениях на­рода. О мистике, идеалах и поэзии царизма. Жаль только, что он в Харькове.

Теперь Тихомиров и Леонтьев встречались чаще. Говори­ли, спорили. Переписывались, когда Константин Николае­вич уезжал в Оптину. Затеяли вместе сочинить брошюру — в развитие статьи «Социальные миражи современности», ко­торую Тихомиров напечатал в «Русском обозрении». Пред­видел, тревожился, убеждал: при коммунизме общество ока­жется еще более расслоенным, а социально-демократичес­кая идея приведет к полному порабощению личности госу­дарством; и следующий шаг — деспотизм.

Так в православной Москве, в сильной самодержавной России, когда, казалось бы, революция отступила, рассея­лась, когда Александр III мощной и умиряющей рукой вел страну вперед, да, именно тогда, в безмятежные и ясные дни, в монархической России создавался подпольный монархи­ческий кружок, призванный спасти царский престол, ожи­вить его новым дыханием.

Но все рухнуло.

4 ноября 1891 года он получил короткое письмо от Леонть­ева: «Простите, больше ни слова не скажу. Была лихорадка, ослабел, принял 12 граммов хинина. Теперь голова плоха». Через восемь дней Константин Николаевич скончался от инфлюэнцы.