Максимов Юрий - Предпоследнее дознание

- Ладно, не издевайтесь. Это же позор. Единственное доброе дело профессора Харчевского. Ему стоило умереть в семь лет, потому что после этого он всё равно не жил, а лишь перерабатывал воздух и пищу. И отравлял жизнь окружающим.

- Не стоит абсолютизировать результаты следствия. Мы ведь не ставим цели узнать о всех добрых делах подследственного. Наверняка есть что-то ещё, о чём вы просто пока не можете вспомнить.

- Не надо, Павел. Во-первых, я действительно все последние дни только и делал, что вспоминал. А во-вторых, вы ведь разговаривали с Катей, Ирой, Сашей, с коллегами из университета и лаборатории... Они ведь тоже не смогли вспомнить, судя по тому, как вы цепляетесь за эту жалкую историю с котёнком. А то, что Катя сказала... шкатулка с червями. Это и есть моя жизнь. И котёнок её не спасёт.

Харчевский поднял голову и посмотрел прямо на собеседника:

- Павел, мне очень жаль, что вас подстрелили моей пулей. Простите меня.

- Не берите в голову, Эдуард Васильевич. Вашей вины здесь не больше, чем вины изготовителя кухонных ножей. К тому же... - Карев рассмеялся, - именно за это мне и дали орден.

- Может быть... Вы правы были, когда говорили о моём следе в истории человечества. Много ли людей благословляли изобретателей пороха или атомной бомбы? Ладно, не будем тратить время на пустое. Павел, я хотел попросить вас.

- Да?

- Я понимаю, что сейчас нельзя. Но, быть может, потом, лет через десять, рассекретят эту методику. Если это случится, не могли бы вы тогда передать моим родным, что я... Передайте Ираиде... - Харчевский запнулся и с усилием выговорил: - Мне стыдно за то, что я загубил ей жизнь. Да, так и есть. Именно так. Я знаю, она за меня не по любви вышла. Так сложилось. Я помню, как она старалась полюбить. Чтобы семья наша стала "мы", а не просто два "я" под одной крышей... А мне это тогда казалось... неважным. Главное - карьера, статьи, возня на семинарах... Суета сует. А жизнь-то ведь совсем другою могла бы стать...

Часы пикнули.

- Пора мне, Эдуард Васильевич. Если смогу - передам.

- Спасибо! - горячо выдохнул профессор, - И Кате передайте. Я бы всё сейчас отдал, лишь бы съездить тогда с ней в Фэнтези-Парк. Скажите ей, что она самая лучшая дочь, какая только может быть.

- Пойду я, Эдуард Васильевич. - Карев поднялся, - Простите меня.

- Но вы даже не съели ничего. Хоть чаю допейте.

- Не могу. Надо идти.

- Давайте я вас провожу.

Они вышли в прихожую. Следователь открыл дверь, и остановился на пороге.

- Эдуард Васильевич...

Часы снова пикнули.

- Да, Павел?

- А хотите, выйдем отсюда вместе?

- Выйдем? Куда?

- Ну... помните, наш первый день знакомства? Неделю назад? Я подошёл к вам в университете, оторвал от друзей-профессоров, мы сели в университетский прыгун, перелетели через полгорода к вашему дому... Это всё создавал эмулятор, думаю, он сможет создать ещё раз. Пойдёмте!

- Можно? Правда?

Часы на руке дознавателя запикали часто-часто. Карев нахмурился, сорвал их с руки и, отойдя к лестнице, бросил вниз, меж перилами.

- Думаю, да. Вы ведь хотели бы... ещё прогуляться? Выйти отсюда?

- Да...

Профессор осторожно занёс ногу и переступил через порог, недоверчиво оглядывая зелёные стены. Засмеялся.

- И правда вышел...

Он посмотрел под ноги, на жёлтые плитки, а затем, шагнув ещё, присел на корточки, над синей обёрткой от мороженного.

- Пойдёмте, Эдуард Васильевич, времени всё-таки действительно мало.

- Нет.

- Что?

- Нет, Павел. Спасибо вам. Но не надо.

- Почему?

- Фантики... - профессор поднялся и показал обёртку, - Помню, в детстве я слышал сказку про одного бедного мальчика. Он никогда не пробовал настоящих конфет, от богачей ему доставались лишь фантики, которые он собирал и облизывал в темноте, когда никто не видел. Жалко было мальчика. Да, я бы очень хотел ещё раз выйти на улицу, ощутить свежесть воздуха, даже запахи города, хотел бы ещё раз съездить в университет, попрощаться с друзьями, очень, очень хотел бы увидеть Ираиду и Катю, и... попросить у них прощения... Но ведь всё это будут фантики. Всё будет ненастоящее. Знаете, всю неделю я избегал думать об этом, а вот теперь, глядя на обёртку, понял, что мысли о смерти - единственное настоящее, что у меня осталось. Не хотелось бы променять это на фантики. Спасибо вам, Павел, спасибо большое. Простите меня, мне очень жаль, что я не смог помочь вам со своим делом...

- Эдуард Васильевич... - Карев поднял руку и запнулся, - Я постараюсь... я выбью для вас лишнюю неделю...

И тут дознаватель исчез, словно растворился в воздухе...