Черных Вероника: Интернат

А в больнице лежал Денис, пострадавший в сражении со «старшаками» более других и в то же время чувствовавший себя, как никогда, лучше. Мерзкая мгла, то ледяная, то знойная, но неизменно страшная и болезненная, бесследно растаяла вокруг него, и чудесная прохлада с тёплым огонёчком в груди лелеяла исстрадавшуюся его душу.

Когда он после беспамятства открыл глаза, то обнаружил замечательные перемены: он не в интернате. И, хотя тело болит, и в венах иголки капельниц, и в туалет сам не ходишь, а подталкивают «утку», и таблетки дают препротивные, и голова тяжёлая, но всё это сплошная ерунда по сравнению с тем, что он не в интернате! А второе главное, главнее первого: возле него сидела мама.

Мама!

Денис едва не рванулся к ней, срывая капельницу, но она сама бросилась к нему, обняла и заплакала, шепча ласковые утешающие слова…

День за днём интернат уходил дальше, маяча чёрной громадной страха и грозя зарешеченными окнами, он уходил, но… не уходил совсем. В глубине души Денис боялся, что после того, как его выпишут из больницы, он вернётся не домой, а в интернат.

Присутствие мамы ослабило его страх до крохотного полумёртвого червячка, но этот червячок всё ж-таки жил в нём, окопавшись в подсознании.

– Мам, – торопился сказать Денис, – я тебя сильно-сильно люблю, ты не представляешь, как! Я тебя всегда рядом с собой видел: так по тебе скучал… Я никогда не вернусь в интернат, слышишь? Я лучше сбегу! Или помру, понимаешь? Я только с тобой… без тебя никуда… а за комп – фиг, никогда! Вот честное слово…

Зинаида плакала, целовала сына, гладила по исхудалым рукам.

– Мам, это ещё ничё, – успокаивающе заверил Денис. – Меня хоть на иглу не посадили, не сломали ничего, не…

Он хотел рассказать, чего не сделали с ним того, что сделали с другими, но увидал близкие мамины глаза и замолчал. И больше об интернате не говорил.

Зина бегала к нему после работы, просиживала допоздна. Через четыре дня после того, как Дениса увезли в больницу, она сходила к отцу Григорию и слёзно попросила навестить сына.

– Я приду завтра утром, – твёрдо пообещал отец Григорий. – Вы только в больнице договоритесь. Хорошо?

– Да. Обязательно.

Денис посетителю обрадовался:

– Здрасти, отец Григорий.

– Здравствуй, Денис. Как у тебя здесь светло!

Он обвёл внимательным взглядом палату, где, кроме Дениса, лежало всего трое мальчишек, ждущих, когда срастутся их кости, сломанные во время экстремальных тренировок на велосипедах и скейтбордах.

– И окна без решёток, – добавил Денис.

– Да. Без решёток…

– Я, Григорий Сергеевич, как прямо Пересвет, – тихо сказал Денис. – Бросился на врага и ну его колошматить! У меня войско, у Хамраха войско, и меж нами война.

– Справедливая война лишь против врагов родной страны, Денис, – мягко заметил отец Григорий. – А воспитанники интерната разве враги России?

Денис подумал, и уверенно сказал:

– По территории, может, и не враги. А по духу – точно. С врагами по духу тоже надо драться. Я прежде не дрался. А теперь бояться мне влом. Противно. Я теперь всегда буду драться, чтоб никого не обижали. В вирте я дрался так…

Он поискал слово.

– Искусственно против искусственного? – подсказал отец Григорий.

– Точно.

– И чувства испытывал искусственные?

– Чувства?.. Нет. Чувства настоящие были, – возразил Денис. – Просто… ну, не знаю.

– Посуди сам: разве от иллюзорных, ненастоящих событий можно что-то настоящее испытать?

– Ну… не знаю, – неохотно признался Денис. – Мне казалось, я настоящей жизнью живу. Теперь-то я понял, что бред это всё… А вообще… если б не интернат… я б из компа никогда не вылез, – признался Денис. – А сейчас… ни за что к «мышке» не притронусь. Разве что для рефератов.

– Вот и отлично, – улыбнулся отец Григорий.

Он сказал что-то, но в палату заглянула какая-то пожилая худощавая женщина.

– Батюшка! Вы зайдёте к нам в триста четвёртую? Причаститься бы…

Отец Григорий кивнул.

– Конечно, зайду. Я помню.

Женщина с благодарностью поклонилась и исчезла. Денис спросил:

– А чего это она такое странное хотела?

– Причаститься-то?

– Ага.

Трое соседей Дениса обратились в слух. Им тоже было интересно.

– Причастие Святых Христовых тайн – одно из великих церковных таинств, которые установил сам Господь Бог, – разъяснил Небесный. – Когда Он пришёл со своими учениками-апостолами в Иерусалим, еврейский народ устилал путь, по которому Он ехал на молодом осле, пальмовыми ветвями и радостно восклицали: «Осанна! Осанна в вышних! Благословен грядый во имя Господне!».