Черных Вероника: Интернат

– А тебе что за дело? – неприязненно буркнул Денис, не шевелясь.

– Большое дело. Может, мы тоже хотим.

– Ага, хотите вы… – совсем невнятно пробормотал Денис.

– Па-адумаешь!

От него отстали. А Денис вдруг подумал: зря отшил. Вместе причащаться не так боязно. Но как теперь всё переменишь?

Глава 29. ПРИЧАСТИЕ

К соседям нагрянули родители, вернувшиеся с работы. Мама Дениса вечером на второй работе, так что её ждать глупо. А больше кто придёт? Не Жанин ведь… Она, поди, на качелях качается. А чау-чау Ройбуш пришествовал к своему подъезду после долгой прогулки и теперь восседает на крыльце с важным выражением на пушистой морде…

Кто-то вошёл, остановился у его кровати. Денис оглянулся и чуть не подскочил от радостной неожиданности: Кира!

– Ты как сюда попала?! Ты же в интернате! – вырвалось у него.

Кира с опаской глянула на гудящую компанию невезучих велосипедистов-экстремалов и их родственников, будто ожидая их нападения.

– Ничего, они не тронут, – догадался сказать Денис. – Присаживайся.

– Не, я быстро, – испуганно отказалась Кира. – Просто проведать пришла с Михал Натанычем. Он у врача, спрашивает там чего-то.

– И он пришёл? – обрадовался Денис.

– Ага.

– Здорово…. А в интернате чё творится?

– … Всякое, – с заминкой определила Кира. – Суета какая-то… Уроков нет… Говорят, начальников снимают. Даже, говорят, арестовывают.

– Болтают пустое, – не поверил Денис.

– Точно, – безропотно согласилась Кира.

Они помолчали. Денис подкопил храбрости и спросил:

– А ты как?

– Ничего… Полегче… Михал Натаныч меня с Фомой Никитичем познакомил… Вроде ничего он… Но я всё равно его боюсь.

– Понятное дело… – согласился Денис и покраснел от неловкости: вот ляпнул! – Ну, ты это… не болеешь?

– Нет.

– А Валька?

– И Валька… Ну, выздоравливает.

Кира нахмурилась, заливаясь румянцем.

– Не надейся, здесь не останусь, – сказал Денис.

– Пока.

– Пока.

В дверях она столкнулась с запыхавшимся Серафимом, держащим в руке пару тонких брошюр.

– Привет!

– Привет.

– Денька, вот тебе книжки, – зачастил Серафим, улыбаясь. – Одна – про исповедь и причастие, а вторая о том, Кто такой Бог. Почитай, интересно! Ну, счастливо тебе! Завтра заскочу!

Он махнул Кире, которую не знал, и убежал. Она обернулась, уходя, робко вскинула ладошку. Денис улыбнулся и тоже ей махнул.

«Всё, больше никто не придёт, – решил Лабутин. – И так куча наприходила…. Хотя маму бы сюда… хоть на пять минут».

Стук в дверь. Денис приготовился к радости: неужели мама?! Но вошёл отец.

Николай Андреевич Лабутин держал в руках жёлтый пакет, в котором что-то лежало. Найдя взглядом сына, Николай Андреевич направился к нему. Положил на тумбочку пакет.

– Я тебе два банана принёс, – сообщил он так, будто принёс десятое чудо света или, как минимум, баночку чёрной икры стоимостью в три тысячи рублей за пятьдесят грамм.

Денис прижался к стенке.

– Не надо мне.

– Чего не надо?

Отец поискал, на что присесть, не нашёл стула и оккупировал край кровати. Денис стиснул зубы.

– Чего не надо-то? – повторил Николай Лабутин, начиная раздражаться. – Бананы разлюбил, что ли?

Денис не ответил. Николай Андреевич оглядел палату.

– Разлюбил, так разлюбил, – сказал он. – Себе заберу. Чего добру гнить?

Он, действительно, снял жёлтый пакет с тумбочки, устроил себе на колени.

– Ты как, выздоравливаешь? – рассеянно спросил он, занимаясь пакетом. – Скоро в школу? Учишься-то хорошо? Чего ты там в интернате делал? Молчишь-то чего? Слышь?.. Вот ведь. В молчанки теперь будем играть, ё-моё. Чего тебе надо? Конфет? Пирожок?

– Не надо мне.

– Опять растак! Чего не надо – конкретно: пирожков?

И тогда Денис закричал на всю палату:

– Тебя не надо!!! Предатель! Убирайся отсюда! И не смей ко мне сюда… и дома… нигде… никогда не подходи. Понял?

Отец побледнел от злости.

– Ты как разговариваешь, щенок?! Обалдел совсем?!

– Пошёл отсюда!

В горле клокотали слёзы. Палата ошарашено молчала, вперившись в скандалистов. Николай Андреевич оглянулся на них и весь перекосился.

– Ты чё, сдурел, малявка? Ты как меня выставляешь?! Я тебе что, враг, что ли, какой? – прошипел он, подавшись к сыну.

Денис не мог ничего выдавить из себя, боясь позорно разрыдаться. Он отвернулся, сжал в кулаке пододеяльник.

Отец близко нагнулся к нему, чтобы повернуть к себе, но тут позади раздался женский окрик, в котором Денис с облегчением и радостью узнал материнский голос: