Санин Евгений - Исцеление Вечностью

- Что такое?.. – оборвав себя на полуслове, воскликнул преторианец, схватил другой свиток из тубуса, подписанного «Одиссея», и машинально продолжил читать его вслух:

…Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,

- И правда, Гомер! Ничего не понимаю… - глядя на свитки и тубусы, разочарованно протянул преторианец.

- А ты что думал? – насмешливо спросил у него Клодий. – Что я везу вместо них запрещенные еще Октавианом Августом пророчества Сивиллы и «Науку любви» Овидия? А? – подтолкнул он Альбина, желая, чтобы и тот поучаствовал в его веселье.

Но Альбин во все глаза смотрел на свитки с поэмами Гомера.

Он тоже не мог ничего понять.

- Что, остальное тоже смотреть? – на всякий случай не очень-то охотно осведомился старший таможенник.

Но преторианец только отмахнулся от него и проворчал:

- Ладно… хватит… Ну, Требий, я тебе покажу…

- Может, и мои вещи посмотрите? – с готовностью протянул перед ним свою суму Грифон.

- Да идите вы… то есть, плывите! – ругнулся на него преторианец и – не зря Клодий так недолюбливал наглых преторианцев, не пожелав им даже попутного ветра, направился по палубе к трапу.

Альбин смотрел ему вслед. Он ровным счетом не мог ничего понять. И вдруг услышал, как старший таможенник, отходя, сказал младшему:

- Хвала богам, что донос оказался ложным! А то у меня поджилки тряслись: вдруг, и правда, найдут что-то? Ведь лишились бы трех кошелей золота!

«Все ясно. Значит, обыск был не случайным, и преторианец искал наверняка!» - понял Альбин.

Но, слава Богу, все обошлось. Опасность миновала…

И только тут его обожгла новая мысль:

«Но где же тогда Священные книги?!»

11

После завтрака, оставив отца Игоря спорить с отцом Львом по вопросам стройки, Александр вышел из домика и увидел Алешу, старательно красившего лавку в яркий зеленый цвет.

- А что было сегодня на завтрак? – словно ни в чем не бывало спросил он, и Александр, радуясь тому, что между ними нет больше обид, оживленно принялся перечислять:

- Пирог, оставшийся после вчерашних именин регента хора, яичница, печенье, конфеты…

Он вдруг заметил, что Алеша сглотнул голодную слюну и, ругая себя за невнимательность, предложил:

- Хочешь, я принесу тебе кусок пирога?

- Нет, отец Лев может заметить. Тогда и тебе достанется! – отказался Алеша.

- Ну, тогда вот, держи! - Александр достал из кармана денежные бумажки, которые дал ему отец Игорь и отсчитал ровно половину. - Купи что-нибудь и себе на завтрак!

- Ого! Целых пятьдесят рублей! – удивился Алеша и каким-то особенным благодарным тоном сказал: - Спаси тебя Господь!

Юркнув в знакомую щель в заборе, он вскоре вернулся с пирожками, пакетом сока и стал жадно есть, благодарно поглядывая на Александра.

Чтобы не мешать голодному юноше, Александр оставил его, прошелся по тропинке.

Дошел до ворот.

И, снова бродя перед ними – теперь уже в ожидании Ирины - продолжал думать над книгой.

Его мысли прервал какой-то шум внутри церковного двора.

- Что там случилось? – спросил он у идущего оттуда сторожа.

- Да ничего особенного. Как говорится, и смех и грех! – ответил тот. – Наши отцы-священники вышли из домика и сели на лавку, которую только что покрасил Алеша. Записку-то он написать не успел! А точнее, не сумел…

- И что теперь? – ужаснулся Александр.

- Да ничего! Отец Игорь смеется. Говорит, что это - лучшее подтверждение тому, что нужно как можно быстрей заканчивать строительство воскресной школы, чтобы и Алешу заодно обучить грамоте. А отец Лев Алешку через забор воспитывает. Голос-то у него о-го-го какой, раньше ведь на стройке прорабом работал!..

12

Ирина – жена алтарника храма, в котором служил отец Лев – оказалась высокой, красивой женщиной, лет тридцати.

Встретившись у ворот, они направились к высотным домам, стоящим на берегу широкой реки.

Ирина украдкой зевнула и извинилась, сказав, что было трудное дежурство – ни разу не удалось даже присесть.

Александр заметил, что на ее лице не было и тени от бессонной ночи, и невольно вслух удивился этому.

- Привычка! – коротко ответила спутница и так же кратко стала говорить о Вере:

- Рак легких. 24 химии. Последняя стадия. Вернее, самая последняя. Держится только на своем упрямом желании жить. И все равно осталось уже не больше двух недель…

- Как жалко! – невольно вырвалось у Александра. - И неужели нельзя ничего сделать в таких случаях?