Санин Евгений - Денарий кесаря

- А потому что ты еще несовершеннолетний!

- Но у меня же ведь паспорт есть! И дарственная, заверенная нотариусом!

- Все равно, до восемнадцати лет куплю-продажу могут осуществлять только родители! – жестко сказал Ваня, и Стас жалобно простонал:

- Зачем тогда паспорта-то дают в четырнадцать?

- Не знаю… - недоуменно пожал плечами Ваня. - Наверное, чтобы билеты на поезд, как ты, сами могли брать. Или, как я слышал, чтобы девчата в известных случаях могли раньше времени замуж выйти! - строго посмотрел он на стыдливо покрасневшую Лену. –

А чтобы продать или купить дом, машину или еще серьезное что-то сделать… – он отправил в рот несколько раз упрямо соскальзывавший с вилки грибок и безнадежно развел руками: - Так это нет – никак невозможно.

Ваня сочувственно положил ладонь на плечо донельзя огорченного Стаса и вздохнул:

- А с людьми я и говорить даже не стал. Во-первых, сам видишь – без толку. А, во-вторых, здесь дома никому не нужны. Когда вы этот купили, в Покровке целых полгода эта новость – номер один была. Те, кому тут дома по наследству достались, знаешь, как тому, кто его вам продал, завидовали? Вон и сейчас один неплохой дом у пруда предлагают, за копейки считай, и то никому не нужен!

- Да там хозяева такие буяницы – в смысле, буйные пьяницы и лентяи, что так им и надо! – презрительно поджала губы Лена, и Ваня, с упреком посмотрев на нее, строго сказал:

- Между прочим, сегодня во время проповеди отец Михаил говорил, что тот, кто осуждает других во время поста, то словно и не постится!

- Точно! – подтвердил Стас.

- А я не осуждаю, а обличаю! – с вызовом начала было Лена, но Ваня остановил ее:

- Ладно, слышал уже и не раз…

Он встал из-за стола, поднес руку ко лбу, чтобы перекреститься, но не найдя в углу иконы, осуждающе покачал головой, перекрестился просто так и сказал:

- Ты, Стасик, давай отдыхай с дороги. А нам с Ленкой пора и честь знать! Да, чуть не забыл! – одеваясь, вдруг вспомнил он: - Отец Михаил велел тебе тетрадь отца Тихона передать!

- Он что меня – видел?! – сразу насторожился Стас, но тут же вспомнив о том, что услышал от Вани, махнул рукой: - А впрочем, какая теперь разница…

- Есть разница! Он не только тебя видел, но и спросил, почему ты к нему не подошел. А тетрадь эту, как он сказал, - протянул толстую общую тетрадь Ваня, - тебе сам отец Тихон велел передать!

- Когда?! – недоверчиво покосился на нее Стас.

- Когда еще был жив!

Стас, ничего не понимая, посмотрел на Ваню:

- Ты, наверное, что-нибудь путаешь?

Но Ваня был совершенно уверен в том, что говорил.

- Да ничего я не путаю! – даже возмутился он. - Все передаю точно со слов отца Михаила. Когда отец Тихон давал ему перед смертью распоряжения насчет вещей в своей монастырской келии, то так прямо и сказал: «А тетрадь отдашь Стасу, когда он снова приедет в Покровское. Пусть прочитает ее и разберется…»

- А, понимаю – во всем том, что тут написано? – уточнил Стас, видя, что тетрадь состоит из большого текста и обрывочных записей.

- Да нет – в самом себе! – отрицательно покачал головой Ваня и, перехватив удивленный взгляд Стаса, добавил: - Это не я, а отец Михаил, точнее сам отец Тихон сказал…

8

Стас взял со стола тетрадь и раскрыл ее…

Закрыв за друзьями дверь на защелку, Стас принялся ходить по пустому дому.

Здесь все было так, как и в его последний приезд в Покровку. Тот же скрипучий деревянный пол. Маленькие окна с широкими подоконниками. Гулкие сени.

Как будто ничего не изменилось.

И, тем не менее, чего-то явно не хватало. Причем, самого главного. И он вдруг неожиданно понял, чего. Голосов отца и матери в родительской комнате.

Вспомнив о родителях, он вздохнул, но чтобы не омрачать себе и без того далеко не новогоднее настроение: в конце концов, ведь это они обидели его, а не он их, махнул рукой:

- А мне все равно!

И упав прямо в обуви на кровать, принялся осматривать свою давно забытую комнату.

Вся стена над кроватью была в журнальных и газетных вырезках. Фотографии президентов, генералов, министров, известных бизнесменов, курсы валют… Он приклеил их здесь, когда еще совсем мальчишкой размышлял, по совету отца, о смысле жизни. То есть, выбирал, как и для чего будет жить дальше. Кто-то из этих, самых известных тогда людей, теперь уже был в отставке, кто-то скрывался от правосудия, кто-то сидел в тюрьме, кого-то вообще уже не было на этом свете…

- Надо же – и эти люди были для меня когда-то кумирами!– с усмешкой подумал Стас – Ничего, скоро они сами будут завидовать мне! Конечно, те, что еще живы…