Unknown - hollis d pereval v seredine puti

я думала о выражении материнского лица; о том, что я

ее никогда не любила; о том,

что отец ее тоже не любил. А также о том, что я

унаследовала

ее громоздкое неуклюжее тело

и каменное лицо с челюстями бульдога.

Я веду машину, размышляя об этом лице.

Калифорнийская Медея Джефферса вдохновила меня

написать стихи.

Я убила своих детей,

но как только я меняю полосу на шоссе, обязательно

глядя

в боковое зеркало, и вижу образ:

это не призрак, а тот, кто всегда со мной, как фото в

бумажнике возлюбленного.

Как я ненавижу свою судьбу*.

Фотографии, в отличие от облегчающего бальзаО

ма забвения, будоражат бессознательное, выхватывая

и вытаскивая из него воспоминания. Старая фотограО

фия сталкивает друг с другом трех женщин — мать,

* «The Photos» , in Emerald Ice: Selected Poems 1962–87 , p.

295–296.

156

Глава 4

сестру и поэтессу. За глянцевой поверхностью смутО

но ощущаются старые травмы и старые конфликО

ты. Поэтесса скользит во временной размерности, как ребенок, ступивший на гладь замерзшего пруда, не зная, где лед выдержит, а где — предаст, но упорО

но стремится перейти на другую сторону. В другом

стихотворении Уэйкоски рассказывает, что считала

Джорджа Вашингтона своим приемным отцом, так

как ее родной отец был «тридцатилетним главным

морским старшиной, / никогда не жившим дома»*.

Она почувствовала родство с мужчиной, который в

прошлом жил в штате Вернон, а также присутствоО

вал на долларовой купюре и в ее детской памяти, ибо «отец сделал меня той, кем я стала, / одинокой

женщиной / без целей, / такой же одинокой, как в

детстве / без отца»**.

Уэйкоски сравнивает свою мать, равно как и

Хьюго — своих старых соседей, с матрацем Армии

Спасения, с безжизненной пустотой Северной ДаО

коты, причем делает это в недоброжелательной,

злобной манере. Хорошо одетая сестра противопосО

тавлена ее собственному «джинсовому Я». Когда

она едет домой, где бы он ни находился, она едет

в одиночестве. Каждый из них: главный морской

старшина, мать, сестра, сама поэтесса — одинокие

люди, на какоеОто время соединенные судьбой.

В отличие от Ретке, который может найти поддеО

ржку у трех женщин, работающих в теплице, или от

Хьюго, который может удовлетворить свой голод

даже гнетущей скукой, Уэйкоски знает, что обраО

щение ко времени, когда была сделана фотография, или к изображенным на ней людям не прибавит ей

ни дополнительных сил, ни душевного комфорта,

ни ощущения заботы. Она кается, что не могла люО

бить ни свою мать, ни главного морского старшиО

* «The Father of My Country», ibid., p. 44.

** Ibid, p. 48.

Анализ случаев из литературного творчества

157

ну. Но ее сопровождает образ матери, который она

различает и в боковом зеркале автомобиля, и в своО

ем собственном изображении. Она проделала путь

от Пасадены до Уиттьера, передумав за это время

о всякой всячине, но материнский образ все время

смотрит ей вслед.

Как и другая трагическая женщина, Медея, коО

торая оказалась под гнетом проклятия, поэтесса посО

тавила крест на всех своих скрытых возможностях.

Она творила свою жизнь, исходя из травматического

видения самой себя. Чем больше она старается позаО

быть о своем прошлом в Пасадене, тем сильнее оно

пробирается внутрь ее души. «Как я ненавижу свою

судьбу»,— к такому заключению она приходит.

Здесь следует обратить внимание на весьма

существенное различие между роком и судьбой,

которое двадцать пять веков назад отмечали еще

афинские драматурги. Естественно, поэтесса не выО

бирала себе родителей, как и они не выбирали ее.

Но в предопределенных судьбой встречах, на переО

сечении координат времени и пространства, кажО

дый из нас заставлял страдать других. Вокруг этих

травм мы создаем определенные стили поведения

и установки, необходимые для защиты хрупкого

внутреннего ребенка. Эти упрочивающиеся на проО

тяжении многих лет формы деятельности образуют

социализированную личность, ложное Я. Уэйкоски

делает верный шаг, возвращаясь к своим корням, чтобы узнать обстоятельства своего становления

как личности. Но то, что она видит, приводит ее в

замешательство, ибо в отражении зеркала она узО

нает именно ту женщину, которую не смогли полюО

бить ни она сама, ни главный морской старшина.

До тех пор, пока она является только отражением