Иштван Фекете - Лутра

На другой день сокрушенные вороны долго кружили над рухнувшим деревом, пока наконец не сели на старый дуб, одиноко стоявший на лесной опушке.

—Ка-а-к гр-р-рустно, старый дуб, тополю пришел конец. Теперь мы будем на тебе сидеть-отдыхать.

Но дуб не любил эту шумную ораву.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шелестели сухие, твердые, как кость, листья. — Тут у вас будет хорошее местечко. Сюда обычно приходит егерь, да так тихо подбирается, что вы его и не заметите. Оттуда приходит, от тех кустов.

— Ох! Ка-а-ак гр-р-рустно, очень гр-р-рустно, но ты прав, — и вороны полетели к полям, где возле дороги стояла акация, на которой обычно обедали сарычи и пустельги.

— Пусть они убираются подальше! — трещали серые вороны. — Пусть отправляются к себе на родину! Теперь это дерево наше, мы им покажем! — и они понеслись к акации, на которой отдыхала только одна птица, но это был не сарыч, а балобан.

Трудно сказать, кто балобан, северный пришелец или местный житель: если нет сильных морозов, он остается и Венгрии, а если зима выдастся суровая, улетает на юг. По нему не видно, голодный ли он, усталый ли. Он сидит неподвижно, только глаза оживленно поблескивают.

—Прочь отсюда! Прочь отсюда! Убирайся, это наше дерево! — трещали вороны, многие из которых видели балобана впервые.

Но старые вороны вели себя осмотрительней и лишь с высоты осыпали проклятиями благородную птицу, однако в их голосах звучало также предупреждение чересчур наглому молодняку.

—Осторожней, осторожней кар-кар! Это же не сарыч Кьё, неуклюжий глупый мышелов Кьё, а господин Шуо. Осторожней!

Но молодые не слушали старых. Балобан был меньше и худее, чем сарыч, — чего его бояться?

—Вон отсюда! — каркали они, и когда балобан спорхнул с дерева, они увязались за ним, но он оставил их далеко позади, как гоночный автомобиль — одноконную бричку.

И как он летел! Один, другой взмах крыльев, и балобан уже поднялся на стометровую высоту. Минута, — и он возле леса, еще минута, — и он у камышей; молниеносно, с необыкновенной легкостью пронесся над камышовыми зарослями.

Потом он повернул обратно и, пока вороны усаживались на дерево, он уже приблизился к ним.

—Шуо вернулся, вернулся, посмел вернуться, — каркали молодые. — Ну, мы ему зададим! — И, распаленные, они лихо слетели с веток акации.

Балобан промелькнул высоко в небе.

—За ним!

—Кар-кар! Остановитесь, ой, кар-кар! Что вам говорят? За балобаном разве угонишься?

Он вернулся сам, промелькнул, как шипящая молния, и схватил самую большую ворону, да с такой силой, что от нее отделился и стал спускаться к земле клок перьев; балобан же, еще раз мелькнув, унес в своих когтях навеки смолкшую жертву.

Вороны на секунду окаменели от ужаса, потом со смертельной ненавистью устремились вслед за балобаном, который с грузом летел довольно низко. Сев возле леса на межевой камень, он стал рвать ворону на части, так что перья полетели в разные стороны.

—Он расправляется с ней, уже расправляется! — каркали вороньи родичи, планируя на врага, но на этот раз уже остерегаясь и каждый раз в нескольких метрах от земли вновь устремляясь ввысь.

Их гвалт приманил сороку. Вынырнув из леса, она робко перепархивала с одного дерева на другое и, увидев балобана, тихо застрекотала:

—Вы спятили, окончательно спятили! Какая неудачная затея! С господином Шуо шутки плохи. Смотреть даже страшно… — и она тихонько повернула обратно в лес.

Сорока, разумеется, жалела не ворон, а свою собственную шкуру.

Балобан же прекрасно позавтракал, не обращая на вороний крик ни малейшего внимания. Сидя на куче окровавленных перьев, он вырывал из вороны кусочки мяса вместе с маленькими перышками, которые сходили за гарнир; содержащаяся в них и костях известь необходима ему для пищеварения.

Балобан не знал этого, но ему хотелось поесть перьев, а то, что хочет здоровый организм, идет ему на пользу. Кто учит теленка лизать стену? Никто. Теленок делает это инстинктивно, потому что его хрупким костям нужна известь.

Содержащиеся в костях, волосах и перьях известь и фосфор нужны балобану, как и всем хищным птицам, не только для укрепления костей, но и для замены выпадающих при линьке перьев.

Но вот балобан стал глотать уже медленнее, то и дело останавливаясь, посматривая вдаль, точно раздумывая, продолжать ли трапезу. Потом, не удостаивая вниманием ворон, бранящих его с соседних деревьев, точно невесомый оторвался от земли и на небольшой высоте полетел к реке. Но достигнув ее, он резко повернул, устремился к лесу и исчез.