Иштван Фекете - Лутра

—Вечерком приду, — пообещал он. — Но не прикасайтесь к капкану, это опасная штука.

Пройдя через сад, он вышел на заснеженное поле, ведь свежий снег все выдаст. Даже кружащие в воздухе птицы садятся на землю, а четвероногие пишут на белом полотне целые истории о поисках пищи, бегствах, перелетах и кровавых трагедиях.

Но этот снег выпал днем, когда ни один зверь не вылезает из своего логова. Однако, раз выспаться ему не дали, Миклош решил внимательно осмотреть все вокруг: вдруг что-нибудь да обнаружит… И для капкана надо было пристрелить ворону или раздобыть еще какую-нибудь приманку.

Тропинка, покрытая тонким слоем снега, была скользкой, идти по ней было неловко, но Миклош не спешил: кто торопится, ничего не видит. А кто передвигается на колесах, тем более.

В реке бесшумно бежала холодная вода. Не слышно было больше игривого плеска рыб, и на песчаных берегах не грелись на солнышке пучеглазые лягушки. Языки полей побелели от снега, и на них ни единого следа. Не видно уже островков обгоревшего камыша, только серое сплетение ракитника хранит какую-то тайну. Там притаилось несколько фазанов, зайцев, ласок, может быть, и лисица. Ведь, помимо мастера Карака, и у других лисиц есть охотничьи угодья в этой округе.

Остановившись, Миклош внимательно осматривал снежные просторы. Вокруг пробуждается жизнь, всем надо поесть: приближается ночь. Егерю знакомы разные шорохи, и по полету он знает, какая птица вьется над полем или порхает в лесной чаще.

Вдруг он схватил ружье, но тут же сообразил, что уже поздно. Едва слышное мягкое скольжение, испуганное чириканье овсянок, и соколок, унося добычу, молниеносно исчезает. Он летел, будто серая лента волочилась по воздуху: всего в полуметре над землей; казалось, вспорхнувшая жертва сама кинулась в его когти.

Миклош только присвистнул; так поймать овсянку было уже не просто мастерством, а искусством.

Этот соколок родился на крайнем севере и у нас, в Венгрии, гостит только зимой. Он — гроза для маленьких птичек, но нападает и на небольших диких уток, они самая крупная его добыча. За стаями перелетных птиц он следует в Южную Европу, а в марте возвращается на родину. К великому сожалению Миклоша, соколка редко удается взять на мушку: он появляется в поле зрения всегда внезапно, и пока охотник целится, уже исчезает. Когда маленькие зимние труженики, хохлатые жаворонки и овсянки летят в деревню, соколок летит за ними, но хватает он и голубя, ворону, сороку и даже стучащего по фруктовым деревьям дятла.

Миклош постоял некоторое время в раздумье: хорошо бы соколок вернулся. Но такие желания редко сбываются.

Вокруг убитых вчера собак собралось целое скопище птиц. На старой иве совещались серые вороны, и неподалеку на кусте взволнованно стрекотали две сороки.

— Пора уже начинать, — верещат сороки. — У нас хорошие, крепкие клювы.

— Так-так, — кричит сойка. — В камышах уже давно не было двух таких огромных туш.

—Человек-человек, — затрещала одна из сорок, и в ответ взлетает вся орава.

Миклош обходит вокруг мертвых собак.

«Тут им не место», — думает он и оттаскивает их подальше в заросли.

Из камышовых снопов он делает шалаш. Потом вспарывает собакам брюхо и прячется в своей засаде; не затем, чтобы охотиться, а чтобы испытать шалаш и осмотреться.

Шалаш неплохой, но кое-что надо подправить. Утоптать под ногами камыш, чтобы он не трещал, лишние щели заткнуть, — ведь когда сидишь в теплой комнате, завывание ветра кажется приятным и дружелюбным, а здесь — враждебным и леденящим.

Некоторые снопы обгорели во время пожара, но не беда, тем естественней они выглядят. Дичь отпугивает всякая новизна.

Собаки удачно лежат, в них удобно целиться, и теперь их распоротое брюхо привлечет крылатых могильщиков: вороны и сороки не могут сами разорвать промерзлую собачью кожу и добраться до мяса. «Хорошие потасовки будут тут между серыми воронами и грачами, — улыбается егерь, — а потом появятся сарычи и разгонят их. Следы расскажут, когда придет на даровое пиршество лисица, о нем она узнает не только по запаху, но и по шуму средь бела дня».

Потом егерь задумывается уже не о лисице, а о субботнем ужине, или, точнее, не будем ходить вокруг да около, точно лиса вокруг капкана, — Миклош думает об Эсти. Глубоко погруженный в мечты о будущем, он не заметил бы даже налетевшего на падаль орла-бородача, а не то что жалкой серой вороны, которая тихонько села на землю возле собак, не желая никому выдавать своего открытия. Эта серая ворона, только что сюда прилетевшая, не видела, как Миклош делает засаду, однако кое о чем подозревала.