Никки Каллен - Гель-Грин, центр земли

— Дагни, — сказал он негромко и твердо и привстал со стульчика у рояля, — Дагни, только не бери его за руку…

Но Дагни смотрела на Трэвиса, как на Деву Марию, как на чудо, с восторгом; белое платье её сияло при свечах так, будто она светится изнутри, взлетит сейчас.

— А куда, Трэвис? — вдруг произнесла она, пропела. Трэвис услышал ответ и шагнул ближе. Янус вскрикнул:

— Нет, Дагни! Не говори с ним!

Но Трэвис обхватил Дагни, высокую белую женщину, словно собственность — статую, моё, купил, украл, уношу. Януса ударила не ревность, а отчаяние.

— Дагни! Дагни! — закричал он, словно бежал по зеркальному коридору и искал, не мог найти; свечи вдруг все погасли, ветер пронесся, ледяной и соленый, роняя цветы и салфетки; «откуда он?» — подумал Янус; стул под ним упал, и он пытался найти в темноте жену и сына; как вдруг дом зашатался, и в стекло ударила волна, и побежали трещины. Янус услышал, как Дагни тоже закричала; «не бойся, Дагни, оно не бьется»; и в ответ стекло зазвенело под еще одним ударом и рассыпалось с грохотом падающих камней. В дом хлынуло море. Черное и холодное, размахнулось и дало пощечину. «Но как же так…» — Янус почувствовал, что одежда промокла; ковер поплыл; он начал звать Маркуса, не зная, что Дагни отпустила того на ночь. Вода всё хлестала и хлестала через разбитую стену; Янус не мог понять, уворачиваясь от брызг, как волны поднимаются на такую высоту; потом нашел свет; он не включался; телефон тоже не работал.

— О боже, — простонал Янус; стоя по колено в ледяной воде; и дом рушился на его глазах. И снова закричал сквозь шум: — Дагни! Трэвис!..

Они исчезли, словно их унесло водой.

Янус зарыдал. О, как было страшно; стоять по колено в воде, бурлящей и черной, сверкающей, словно в ней утонула тысяча звезд; и не слышать собственного голоса. Потом он содрал мокрый фрак, раскисшую бабочку, бросил их, погибшее; и пошел бродить по дому. Вещи крутились в воде, как игрушки; мир рушился. Он толкнул дверь в комнату Маркуса; кровать была заправлена идеально; но с тумбочки уже сбило вещи, и было непонятно, чем он живет. Янус ползал и ползал, вымок и ослеп, но нашел фонарик; и вот он работал, старый, надежный, как сам Маркус. Белый луч прошил темноту, словно меч джедая; Янус отправился на поиски…

Лесенка еще держалась. Янус цеплялся за неё, словно за идеалы; пригибался, когда скалу накрывало волной; перила дрожали и скрипели, как струны; а за спиной одно за другим лопались стёкла. Но Янус даже не оглядывался на стеклянный мир; ему важны были живые.

— Дагни! — кричал он сквозь море, как оркестр. — Трэвис!

Голос его рвался, как изношенные паруса. От соли тошнило, голова кружилась. «Ну же, — услышал он голос сильнее своего, — давай, сдавайся. Кто ты такой против меня? Жалкий композиторишка…»

— Дагни! Трэвис!

«Не найдешь, не найдешь. Они уже умерли, они уже рассматривают моё дно… Хочешь? Там жемчуга; ты таких и не видывал в своих ювелирных…»

— Дагни! Трэвис!

«Дагни-Трэвис, Трэвис-Дагни, — передразнивал голос, — славно; а может, они любовники? не задумывался никогда?..»

— Дагни…

И когда он приготовился умирать, сел, обессиленный солью, на песок, днем такой белый, такой нежный, словно домашний пломбир; и снова повторил бессмысленно: «Дагни»; словно «ботинки» или «сахар», повторенное множество раз; вдруг услышал: «Помогите, помогите!» — и секунду спустя: «Он уносит меня!..» Янус вскочил:

— Дагни!

Вспомнил, что это имя любимой; и увидел сквозь молнию в бешеном прибое Дагни и Трэвиса. Трэвис тащил Дагни в глубь моря; море крутилось вокруг них, будто смесь для супа в блендере; а Дагни вырывалась и звала на помощь. «Он хочет убить её; умереть сам и забрать её с собой», — будто разгадал сюжет; Янус бросился в воду. О, какая холодная и как рычит! заступается за своего повелителя. «Оставь их, — зашипело в голове, — пусть делает что хочет. Она ему нравится; пусть умрет».

— Нет! Дагни! Дагни! — и он пробежал по волне; от холода раскаленной; схватил Трэвиса за волосы; тот вскрикнул и обернулся, ослабил хватку.

— Янус, — прошептала Дагни и протянула руки, словно звала с собой на корабль; но Янус закричал грубо:

— Беги, я сказал, немедленно, слышишь!

И тут Трэвис ударил его в лицо — кулаком тяжелым, как якорь. Янус упал в воду, кровь потекла по губам, и защипало нестерпимо.

— Что ты делаешь, идиот, я твой отец!

Трэвис наклонился над Янусом, и Янус услышал его голос, слова, впервые для него:

— Не ты мой отец… Мне имя море… — и раскинул руки широко, и за его спиной поднялся огромный вал сверкающей воды. Янус попятился, пополз по песку.