Никки Каллен - Гель-Грин, центр земли

— Кармен, я еще не спросила. Какое самое красивое?

— Вот это, — повторяет Кармен.

— А я думала, вы страстная женщина, думала, вам понравится красное.

— Самое красивое то, что напоминает самое красивое.

— Да вы и вправду цыганка, славная цыганка, — говорит медленно Дагни и складывает платью длинные рукава крестом на груди — не хочу с вами разговаривать, говорит платье. — Иногда мне кажется, что я в нём — Жанна д’Арк, — но это глупости; она носила доспехи… а не платья… первая суфражистка…

— Вы грустите, — понимает Кармен, — вам уезжать не хочется?

— Не хочется, Кармен.

— Странная вы девушка, госпожа Дагни.

— Почему, Кармен? Мечтаю стать Жанной д’Арк? Умереть за право носить штаны… или доспехи…

— Это странное место; здесь мало кому нравится.

— Почему? Дом словно из сказки; и такой вид на море…

— Море здесь недоброе. Не для любви.

Дагни перебирает складки платья; словно ищет ниточки; кусает губы; хватит ныть, хватит, грустить, хандрить, меланхолить; озаряется.

— Кармен, я придумала. Мы грустим; потому надо совершить необычайное — искупаться в холодной воде, прыгнуть с крыши; покончить с этим; мы с вами приготовим прощальный ужин. Вспомните всё, что знаете самое острое и сладкое; а еще — есть в этом доме свечи? Витые такие, желтые или розовые; не лампы, Кармен, — свечи, ароматические? О, Кармен, пусть этот вечер будет сама нежность; пусть будет что-то лучше моря…

Когда Янус приехал домой — поздно вечером, на большой черной машине, — оставил её внизу, на берегу; всё равно к Черной скале никто не ходил; говорили, что там живет сумасшедший или того хуже — его призрак; радио всю дорогу бормотало о плохой погоде: «сидите дома, будет шторм»; ветер рванул плащ, будто сам мерз; «отдай, отдай» — ледяными пальцами; и в лицо пахнуло сыростью, такой глубокой, будто где-то рядом была Мариинская впадина, шла ко дну Атлантида; Янус вытер лицо носовым платком от соленых капель. Но окатило снова, и понял, что бесполезно; зима; набрал из багажника пакетов с покупками — всякие мелочи, нужные женщинам, изящным во вкусе и тонким в талии; и цветы — хорошо, что завернул в целлофан. Потом начались ступеньки; слизистые; просто лестница в Мордор; потом он поднял глаза и увидел, что в доме темно, словно никто его не ждет. И стало Янусу страшно-престрашно; он вглядывался наверх, на дом из стекла, хотя смотреть надо было под ноги — там только что миноги за ноги не кусали; и увидел наконец, сердце чуть не лопнуло от радости, что свет есть — слабый-слабый, мерцающий, словно не в дом, где люди живут с душой и красивыми вещами; а море светится изнутри от разноцветных рыб и существ…

— Дагни? — с облегчением закрыл дверь, отрезал себя от этой вечной сырости. От него самого тянуло водой — будто спасал кого-то, а тот всё равно утонул. Но никто не отвечал. Янус сложил покупки в угол, на темный стеклянный столик с черной икебаной под зеркалом; их было около десяти здесь — зеркал; тонких, прозрачных, словно не из серебра и стекла, а воды — текучей и стоячей; у каждого своя история; они отражались друг в друге, создавая огромный сказочный коридор; стеклянную залу без вида на море — а только вошедший и потерявшийся человек.

— Дагни? — снова повторил Янус и, не раздеваясь, в плаще и перчатках, двинулся по дому. Дом слегка звенел, словно море в эту пасмурную ночь решило расшатать Черную скалу, вырвать, как зуб; соленая вода разбивалась о стены и стекала медленно-медленно, будто хотела получше рассмотреть, что внутри.

— Дагни? — в третий раз повторил Янус и, наконец, увидел её — в гостиной был накрыт стол: белая скатерть до пола, цветы по складкам; мерцает, подмигивает хрусталь; цветы и на столе; серебро и фарфор; запахи ему напомнили юность, когда он учился в консерватории в огромном городе, тоже на берегу моря, только желтого, южного; и рядом с его домом, в подвале старинного кирпичного дома, находилось китайское кафе; с самого утра там начинали готовить соус для мяса — кисло-сладкий, из овощей, сои и сахара; он просыпался, слышал этот запах и мечтал о том, как станет богатым и всевластным; он вспомнил мечты и голод…

— Дагни, — она сидела за столом, к нему спиной, и пила по глоточку из узкого, как её рука, бокала желтое, как южное море, шампанское; волосы цвета осенней листвы текли по спине, в темноту, будто ей не было ни конца, ни начала — фея лесов; на голос она медленно обернулась — и он не узнал её, в белом платье; Ледяную деву.

— Янус, — сказала она, дождалась, пока он её узнает, и совсем нежно: — Здравствуй, милый, как тебе наш сюрприз? прощальный ужин при свечах…