Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую

жет быть только одно, я стал считать ложным почти все, что было не более чем правдоподобным.

Далее, что касается других наук, то, поскольку они заимствуют свои принципы из философии, я полагал, что на столь слабых основаниях нельзя построить ничего прочного… Наконец, что касается ложных учений, то я достаточно знал им цену, чтобы не быть обманутым ни обещаниями какого-нибудь алхимика, ни предсказаниями астролога, ни проделками мага, ни всякими хитростями или хвастовством тех, что выдают себя за людей, знающих более того, что им действительно известно.

Вот почему, как только возраст позволил мне выйти из подчинения моим наставникам, я совсем оставил книжные занятия и решил искать только ту науку, которую мог обрести в самом себе или же в великой книге мира, и употребил остаток моей юности на то, чтобы путешествовать, видеть дворы и армии, встречаться с людьми разных нравов и положений и собрать разнообразный опыт, испытав себя во встречах, которые пошлет судьба, и всюду размышлять над встречающимися предметами так, чтобы извлечь какую-нибудь пользу из таких занятий [16, с. 254-255]. С: А что, Декарт много путешествовал?

А.: Достаточно. В Голландии у него было много встреч с разными учеными, и одна из них — с голландским физиком и математиком Исааком Бекманом — переросла в тесное сотрудничество. Под влиянием Бекмана Декарт стал задумываться о создании новой науки — “всеобщей математики”. Вообще, если ты поговоришь с математиками, то узнаешь, что Декарт внес существенный вклад в эту науку: он ввел буквенные символы, обозначил буквами х, у, z переменные величины, ввел систему прямолинейных координат и еще многое другое. Но интересно то, что Декарт в этих путешествиях, как он сам говорил, обратил особое внимание на собственный внутренний мир, на собственное Я. С: А чем же это можно объяснить?

А.: Многие биографы Декарта отмечают, что Декарт, видимо, из-за своей болезни и постоянной угрозы смертного приговора стремился “построить свою жизнь” сам. Р. Декарт: Моим правилом было всегда стремиться побеждать скорее себя, чем судьбу изменять свои желания, а не порядок мира и вообще привыкнуть к мысли, что в полной нашей власти находятся только наши мысли и что после

того, как мы сделали все возможное с окружающими нас предметами, то, что нам не удалось, следует рассматривать как нечто абсолютно невозможное. Этого одного казалось мне достаточно, чтобы не желать в будущем чего-либо сверх уже достигнутого и таким образом находить удовлетворение… В этом, я думаю, главным образом состояла тайна тех философов, которые некогда умели поставить себя вне власти судьбы и, несмотря на страдания и бедность, соперничать в блаженстве со своими богами. Постоянно рассматривая пределы, предписанные им природой, они пришли к полнейшему убеждению, что в их власти находятся только собственные мысли, и одного этого было достаточно, чтобы помешать им стремиться к чему-то другому; над мыслями же они владычествовали так неограниченно, что имели основание почитать себя богаче, могущественнее, свободнее и счастливее, чем люди, не имеющие такой философии и никогда не обладающие всем, чего они желают, несмотря на то что им благоприятствуют и природа и счастье [Там же, с. 264­265].

С: Слушай, это ведь своего рода психотерапия!

А.: Несомненно. Великие философы умели быть философами не только в своих произведениях. Вот еще примеры того, как Декарт пытался “оседлать” свою судьбу, работая над собой.

Я.А. Ляткер: Однажды Декарт внезапно исчез. Друзья узнали о его местопребывании чисто случайно, несколько месяцев спустя: он укрылся в пригороде Парижа, где изучал математику, овладевал искусством фехтования и упражнялся в верховой езде [15, с. 39]. А.: Это было немного спустя после окончания Декартом коллегии Ля Флеш. Из очередного путешествия — в Италию — Декарт возвращается с решимостью создавать новую науку и одновременно с намерением никогда не занимать чиновничьих должностей и никогда не жениться. Возможной невесте — некой мадам Розэ — было заявлено, что “невозможно найти красоты, сравнимой с красотой Истины”, а в кругу друзей Декарт любил повторять, что найти “прекрасную женщину, хорошую книгу и истинного проповедника” труднее всего на свете (См. [15, с. 67]).

С: А его страсть к путешествиям тоже из разряда “делания себя”?

А.: Я думаю, что да. Не случайно Декарт — мы только что слышали его слова об этом — изучал во время путеше-