Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

С: Но это, прости меня, уже бессмыслица. Как это мы можем сомневаться в наличии нашего тела?

А.: Очень просто. Ты знаешь, что такое “фантомные боли”? С: Нет.

А.: Это боли, которые возникают после ампутации той или иной конечности: руки или ноги

нет, а человеку кажется, что она болит. Вот тебе и сомнение: если так было хоть раз, то где

гарантия, что мое тело вообще существует?

С: Так что, тогда вообще нет ничего достоверного?

А.: Есть.

Р. Декарт: Однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие таким образом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием. А посему положение “Я мыслю, следовательно, я существую” — первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-либо в ходе философствования [Там же, с. 316]. С: А ведь я знал эту фразу, но сейчас забыл.

А.: Немудрено. Ты ее фактически не знал: это было не знание, а механическое запоминание не имеющей для тебя смысла фразы. А теперь ты можешь сказать, что знаешь ее: ты знаешь способ, каким Декарт пришел к этому положению, и поэтому твое знание является более прочным и осмысленным.

С: Значит, наше сомнение и мышление — самое достоверное из всех вещей на свете? А.: По Декарту, да: мышление познается нами прежде и достовернее, чем какая бы то ни было телесная вещь: “Ведь наше мышление мы уже восприняли, а по поводу всего остального продолжаем сомневаться” [Там же]. Вот критерий достоверности: мое ясное и отчетливое восприятие (в других местах — осознание, сознание) того, что происходит во мне, мое непосредственное восприятие моего мышления.

Метод универсального сомнения Р. Декарта 131

С: Именно мышления?

А.: Декарт понимает мышление очень широко, поэтому здесь имеется в виду фактически любая психическая деятельность, которая осознается. Р. Декарт:

Что такое мышление.

Под словом “мышление” я понимаю все то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем. Таким образом, не только понимать, хотеть, воображать, но также и чувствовать есть то же самое, что мыслить. Ибо если я скажу: “Я вижу…” или “Я хожу, следовательно, я существую” — и буду подразумевать при этом зрение или ходьбу, выполняемую телом, мое заключение не будет вполне достоверным; ведь я могу, как это часто бывает во сне, думать, будто я вижу или хожу, хотя яине открываю глаз, и не двигаюсь с места, и даже, возможно, думать так в случае, если бы у меня вовсе не было тела. Но если я буду разуметь само чувство или осознание зрения или ходьбы, то, поскольку в этом случае они будут сопряжены с мыслью, коя одна только чувствует или осознает, что она видит или ходит, заключение мое окажется вполне верным [Там же, с. 316-317]. А.: Я приведу тебе еще более старый перевод на русский язык первой фразы из этого раздела, который фактически немного иначе трактует те же слова Декарта (кстати, интересно было бы проанализировать, почему переводы так отличаются друг от друга): “Под словом “мышление” …я разумею все то, что происходит в нас таким образом, что мы воспринимаем его непосредственно сами собою…” [18, с. 429].

Теперь ты более подготовлен к моему выводу из изучения текстов Декарта. С Декарта идет величайшее заблуждение психологии…

С: Заблуждение? По-моему, у него настолько все логично, что не придерешься. А.: И все-таки последующее развитие психологии показало, что Декарт заблуждался. Этим заблуждением было утверждение, что иметь некий психический процесс и осознавать его можно одновременно, что нет неосознаваемых психических процессов. Теоретически возможность существования бессознательных психических процессов доказал уже немецкий философ и ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц, о котором мы сегодня тоже будем говорить, а практически эту проблему разрабатывало множество психологов уже бо-

Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую

лее позднего периода — конца XIX — начала XX века (как отечественных (например, Сеченов, Узнадзе), так и зарубежных (Фрейд, Юнг и неофрейдисты))… С: Подожди-подожди. Давай вернемся к Декарту. Ведь его шаг был, по-моему, абсолютно логичным и необходимым в то время, в период господства схоластических представлений о душе и “выведении” истин из текстов?

Критерий отличия психических процессов от непсихических и постановка психофизической проблемы

А.: Да. В этом смысле Декарт сделал колоссальный шаг вперед в познании сознания. Он отверг разные рассуждения о душе до того, как будут обнаружены наиболее достоверные основания ее познания. И он нашел эти достоверные основания в “непосредственном переживании” психических процессов. Это та первая истина, которую мы вообще имеем в познании, — осознание собственной психической деятельности. Отсюда было совершенно логичным вообще прекратить все рассуждения о природе и сущности души и исследовать только то, что дано нам “непосредственно” в нашем сознании. Это и было открытием для эмпирического изучения сознания как особой реальности. Поэтому я вначале и сказал, что с Декарта начинается новый этап развития психологии — психология теперь развивается в рамках “науки о сознании”. Но что понималось под сознанием? То, что наблюдающий себя философ или психолог находит в себе, непосредственно переживает. С: А разве есть какое-то иное представление о сознании?