Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Возьмем книги исторического содержания, рекомендованные школьникам. Тут видим: Боханов, «Император Александр Третий». Почему не Второй – великий либеральный реформатор? Или «Начертание российской истории» евразийца Вернадского: это был пристойный ученый, но составителей интересует его идеология, пресловутое евразийство, именно эту идеологию они продвигают, идеологией озабочены, очевидно, в их понимании, «правильной». В этом же порядке – «Три речи» рьяного монархиста Ильина. Или для младших классов: рассказы из русской истории Ишимовой – архаика пушкинских еще времен (потому, видать, выбрали, что Пушкин и хвалил). В этом разделе списка – явный консервативный перекос, а подобные документы должны быть внепартийными. (Для приличия и уравновешивания дан либерал Эйдельман.) Или такой пример: книга А. Горянина «Россия: история удач». Не знаешь, плакать или смеяться. Горянин – пристойный автор, но очень уж увлекающийся, субъективный, действительно спорный; а школьникам надо давать нечто бесспорное, «классическое».

Резюме тут совершенно однозначное: за списком стоит ориентация на сиюминутную политику и соответствующего плана импрессии, догадки и подсказки.

Это – общая оценка принципиального порядка. Но можно и нужно поговорить о подробностях, остановиться на конкретных примерах рекомендуемых авторов и сочинений. Тут царит полная бессистемность и вкусовщина, оспаривать можно едва ли не всё. Зачем, например, давать бульварный «Гранатовый браслет» Куприна, когда можно было дать бесспорных «Гамбринуса» и «Листригонов»? Или «Белые одежды» Дудинцева – вещь неудачную, куда интересней и нужнее «Не хлебом единым», очень остро вводящая в интересный процесс послесталинской истории. Зачем «Идиот» Достоевского? Должно быть потому, что сериал чиновники смотрели и Солженицын одобрил. А вот дали бы «Игрока» – почти наверное школьники увлекутся и получат вкус к Достоевскому.

Или – зачем Козьма Прутков? Это же забавная литературная маргиналия, а школьником нужна магистраль. И что сейчас интересного в Пруткове для малолетних? Это – тема для литературоведов, а не для школьников.

И так по каждой позиции. Почему Токарева, а не И. Грекова, не Щербакова, не Улицкая? Почему Р. Рождественский, а, скажем, не Кушнер? Почему «Три толстяка», а не «Зависть» Олеши (м. б. последняя в программе стоит, тогда и не нужно другого, а для малых ребят достаточно и Крапивина). Зачем одиозный враль Пикуль? Какой школьник будет читать шесть томов мемуаров Эренбурга? И кому пришло в голову включить «черную» Петрушевскую – чтение совершенно не школьное? Тынянова бы дать «Подпоручиком Киже», незаконченного и вообще неудавшегося «Пушкина» читать не стоит (там из Пушкиных главный герой не Александр, а Василий). Фадеева достаточно «Разгром», сомнительная «Молодая гвардия» ни к чему.

И куда делся А.Н. Толстой? Если «Петр» в программе, то как не дать для внеклассного чтения «Детство Никиты»?

Но вот что бы я оставил из списка касательно советской классики – это «Как закалялась сталь»: хотя бы за то, что Павка махорку попу в тесто насыпал. Очень своевременная книга!

Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24895775.html

* * *

Братья Манн в России, Америке и дома

Александр Генис: Недавно корреспондент “Нью-Йорк Таймс” опубликовал пространный очерк-репортаж из Любека, где происходит грандиозная реконструкция и обновление мемориального музея двух братьев - Генриха и Томаса Манна. Жизнь и творчество этих писателей так тесно переплелись с Америкой, что Манны стали неотъемлемой частью и ее культурного наследия. Об этом мы беседуем с Борисом Парамоновым.

Борис Парамонов: Генрих Манн, конечно, такой всемирной славой не обладает, но он по-своему очень интересный писатель. Между прочим, одно время в Советском Союзе он пользовался куда большей известностью, чем Томас Манн. Он был очень левым и в таковом качестве издавался в СССР всегда. Томаса Манна в России начали издавать достаточно давно, еще до революции: помните, слова Бунина, что идея «Человека из Сан-Франциско» пришла к нему, когда он в витрине московского книжного магазина увидел «Смерть в Венеции»? А в советское время западных авторов стали издавать – или не издавать - в зависимости от их политических пристрастий. Но был один период – после войны, после доклада Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград», когда перестали издавать всех. Я к тому времени уже не чужд был чтению и хорошо помню, какие из этого правила были редкие исключения: англичанин Джеймс Олдридж и американец Говард Фаст. Последний, кажется, был даже членом американской компартии. Сразу после Сталина едва ли не первым из американцев издали роман Митчела Уилсона – о физиках-атомщиках, но тоже интересно, как издали: роман назывался «Живи среди молний», а в СССР назвали «Жизнь во мгле».