Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Леонид Кацис: Это исключительно важный дневник, потому что он показывает духовную жизнь общества. Он гигантский, прочесть его очень сложно, тем не менее, выжигание злобного еврея Маршака из собственной души и из детской литературы в сочетании с идеями необходимости русско-германского синтеза Гитлера и Сталина в борьбе с еврейской плутократией, это, надо сказать, производит в тысяче страниц впечатление, потому что это объясняет настроения дореволюционной интеллигенции перед началом вторжения Гитлера на территорию СССР. В истории нашей литературы очень много говорилось о детской редакции ''Госиздата'', маршаковской, как ее разгоняли, кого-то сажали, что было с обэриутами, и вдруг из этих дневников выясняется, что организатором разгрома был Козырев в Москве, и что в таком состоянии был Пришвин. То есть это, в известном смысле, поворотный момент в оценке историко-литературной ситуации.

Дмитрий Волчек: В ноябре в радиожурнале ''Поверх барьеров'' Ольга Кучкина представляла свою новую книгу – биографию актрисы Зинаиды Райх. Я спросил Ольгу Андреевну, что она читала в этом году.

Ольга Кучкина: Несколько лет назад меня пригласили стать академиком, так торжественно называется жюри ''Большой книги''. Мы читаем уже отобранные ридерами книжки. Это 10-15 книг. И вот уже несколько лет я с огромным интересом и удовольствием читаю новые книжки. В этом году для меня это ''Остромов, или ученик чародея'' Дмитрия Быкова, которого я вообще очень люблю. Для меня открытие – Сергей Солоух, совершенно ни на что не похожий романист. Я начала его читать, сначала не могла никак врубиться в этот текст, как будто это перевод с технического какого-то, я даже не могу пересказать. Я, смеясь, стала это дело преодолевать и попала в совершенно волшебный мир образов, абсолютно точно выписанных, вообще ни на кого не похожих. Замечательный писатель! Дмитрий Волчек: Ольга, а какие литературные события в этом году на вас произвели впечатление?

Ольга Кучкина: Для меня стал событием мой приход в Театр эстрады. Дмитрий Быков пригласил меня на концерт ''Гражданин поэт''. Я так смеялась, я была так счастлива, это такой освободительный смех. Я слышу иногда по радио ''Гражданин поэт'' и получаю большое удовольствие, но здесь было что-то совершенно отдельное, потому что Михаил Ефремов этой работой показал, что он громадный артист, громадный. И я написала Диме записочку, что, наверное, папа Миши Ефремова улыбается на небесах.

Дмитрий Волчек: Третью премию ''Большая книга'' в 2011 году получил роман Дмитрия Быкова ''Остромов, или ученик чародея''. Культуролог Борис Парамонов говорит, что эта книга стала для него самым интересным событием русского литературного года.

Борис Парамонов: Быков продолжает работать в ключе, в тональности, заданной юго-западной литературной школой, не обязательно одесской, потому что к этой школе можно отнести и киевлянина Михаила Булгакова. А можно и Евгения Замятина вспомнить, который, кстати, первым сказал, что русской литературе нужен новый стилистический уклон, установка на фантастику. Это литература, отошедшая от русской классической традиции житейского реализма, в ней есть фантазия, сказочный полет. Конечно, эту традицию можно вести и от Гоголя. Но связь Быкова с литературным юго-западом более наглядна, непосредственна. Читая ''Остромова'', вы всё время вспоминаете Олешу, Ильфа-Петрова, того же Булгакова; меньше всего у него Бабеля, это влияние не ощущается.

В ''Остромове'' вновь блестяще проявился основной дар Быкова – богатейшая фантазия, умение построить захватывающий сюжет, причем не по законам детективного жанра, а как раз фантастического, сказочного. Можно сказать, что Быков вообще пишет сказки, разворачивая их до размеров романа, причем объемного, волюминозного романа. В ''Остромове'' почти восемьсот страниц, и читается он с неослабевающим интересом. Впрочем, тут нужно некоторое уточнение. В романе есть лишние даже не страницы, а линии, и как раз в этих местах читательское напряжение ослабевает. Это всегдашний недостаток Быкова, если, конечно, избыток можно назвать недостатком; но как раз в художественных структурах это так. В ''Остромове'', например, совершенно излишня линия Варги, какое-то запоздалое декадентство. Это же можно сказать, пожалуй, и о линии Кугельского – бездарного газетчика, пытающегося делать советскую карьеру. Но зато это дало возможность ввести историко-литературный материал – то, что Быкову удается, пожалуй, лучше всего. В романе ''Орфография'' это был знаменитый ДИСК (Дом искусств), а в ''Остромове'' через газетный материал описан круг обэриутов и даже Виктор Шкловский, выступающий под именем Льговского. Я бы сказал, что он описан у Быкова не хуже, чем у Каверина в романе ''Скандалист'' и уж точно лучше, чем у Ольги Форш в романе ''Сумасшедший корабль''. Очень приятное ощущение возникает у читателей Быкова, когда на общеизвестном историко-литературном материале появляются живые люди, а не страница учебника.