Проза Коула своей отточенностью и ясностью напоминает прозу Джона Кутзее. Сухость изложения, напряженная атмосфера повествования, умение заглянуть в глубину явления и написать о нем без прикрас, избегая лишнего проявления эмоций, – таковы особенности стиля обоих писателей, опытного и начинающего. Но если нобелевский лауреат порой не может удержаться от морализаторства, то дебютанта в этом никак не упрекнешь.
Исследуя городские районы, герой то и дело задает себе вопрос: что им движет? Желание обрести себя? Познать свою историю? Историю города, в котором все – иммигранты? Выводов из обдуманного читателю, к счастью, не предлагают; дневники пишутся не для этого. Пожалуй, наиболее выпукло итог своих размышлений герой подводит, вспоминая похороны отца: “Быть живым, думал я, значит одновременно быть оригиналом и отражением”.
Нью-Йорк известен как город победившего мультикультурализма; Коулу удалось, не теряя объективности, показать, что сторон у этого понятия не меньше, чем культур. Темнокожий рассказчик признается, что ему не доводилось испытывать на себе открытый расизм, но и не надеется избавиться от статуса чужака. Прошлое не отпускает героя – оно пропитано насилием, которое не вычеркнуть из воспоминаний. Однако для него важно другое: понять, что он не жертва истории, а ее часть. “Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе” – эти слова приходят в голову, когда закрываешь книгу, словно заканчиваешь разговор, к которому тебе еще не раз предстоит возвращаться.
Дмитрий Волчек: Одной из сенсаций литературного года во Франции стал необычайный успех книги Эмманюэля Каррера ''Лимонов'', романизированной биографии российского писателя и политика. Книга стала бестселлером, получила премию ''Ренодо'', а Николя Саркози рекомендовал ее членам кабинета министров. А вот парижской журналистке Кире Сапгир книга о ее давнем знакомом не понравилась:
Кира Сапгир: Это вещь, которая произвела на меня отвратительное впечатление, о чем я написала детальный разгром для ''Литературной газеты''. Мне, правда, понравилось название ''Лимонов'', потому что это мой старый приятель, который вдруг превратился в некое имя нарицательное, в некий жупел. В этом году по время раздачи литературных премий во Франции было несколько очень интересных писателей. Особенно роман ''Гастон и Гюстав'', который получил премию ''Декабрь''. Это совершенно замечательная вещь, и я надеюсь, что она будет переведена на русский. Книга в похвалу литературного труда. Главный герой – это статуя Флобера. Дело происходит в Руане, где родился Флобер, работал и жил. Эта статуя стоит у родильного отделения и как бы сторожит мир между миром уже живых и еще не родившихся, а иногда между миром живых и мертвых, потому что рождаются два близнеца недоношенных, один умирает, и его забирает эта огромная статуя Командора, вот этот Гюстав Флобер. Дмитрий Волчек: Кира Сапгир говорила о романе Оливье Фребура ''Гастон и Гюстав'', вышедшем в парижском издательстве ''Меркюр де Франс'' в сентябре 2011 года. Ну а в Москве взахлеб читают книгу, которая в Париже имела успех 5 лет назад. Наконец-то перевели роман Джонатана Литтелла ''Благоволительницы'', получивший Гонкуровскую премию в 2006 году. Герой, офицер СС вспоминает о своих злодеяниях. Я не принадлежу к числу поклонников этой книги, мне она показалась образчиком поп-литературы, сродни сочинениям Дэна Брауна, да еще с каким-то фадеевским привкусом. Но знаю, что я в меньшинстве: роман Литтелла нравится в Москве очень многим, – в частности, главному редактору журнала ''Иностранная литература'' Александру Ливерганту.
Александр Ливергант: Для меня – три события года. Первые два связаны с живописью и третье – с литературой. С литературой связан роман Литтелла ''Благоволительницы'', который, наконец, вышел на русском языке и который впервые во фрагментах появился у нас в журнале несколько лет назад. Это в высшей степени художественное произведение, но на очень прочной базе документального материала, связанного со Второй мировой войной и, прежде всего, с войной на Восточном фронте. Я очень рекомендую всем прочесть эту книгу. А что касается живописных впечатлений, то это, во-первых, в Пушкинском музее выставка ''Парижская школа'', а второе впечатление – это музей Магритта в Брюсселе, где картины Магритта соседствуют с его высказываниями об искусстве, о литературе, о культуре, которые вывешены между картинами, и это создает отличное сочетание.
Читать дальше