Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Александр Генис: Кстати, черный пес, который пристал к Сталкеру в зоне, - это же Мефистофель: вспомним опять Фауста.

Борис Парамонов: А эти стихи, что она декламирует, Тютчев:

“Угрюмый, тусклый огонь желанья!''

Это же образ инфернальных сил. Но это же и вожделеющее любострастие, источник жизни. Вот я и говорю: чистых источников у жизни не бывает. Не верите – посмотрите фильм “Сталкер”.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24550372.html

* * *

Читая Герцена в Америке. К 200-летию писателя.

Александр Генис: Грандиозный юбилей – 200-летие Герцена – сегодня, пожалуй, лучше отмечать на Западе, где его никогда не путали с той фигурой, которую вырастила из Герцена советская власть и изувечила школа. На Западе Герцена считают одним из трех великих русских учителей – наряду с Толстым и Достоевским. Вряд ли такая оценка окажется приемлемой для нынешних русских читателей, изрядно забывших Герцена. Больше всего в этом виноват Ленин. Об этом есть чудное высказывание Исайи Берлина, который сделал Герцена центральным героем своих русских исследований истории свободы. Вот этот важный абзац из написанного, конечно же, при жизни СССР, эссе Берлина: ''Герцен, благодаря случайной покровительственной фразе Ленина, теперь оказался в святая святых советского пантеона и введен он туда тем правительством, происхождение которого он понимал лучше и боялся гораздо больше, чем Достоевский, и чьи слова и действия непрерывно оскорбляют все, во что он верил, и его самого''.

Вот такого Герцена, либерала-индивидуалиста, рыцаря свободы, надо вернуть в русский обиход. Нам еще предстоит узнать – вспомнить - того Герцена, который писал: ''С 13 лет я служил одной идее – война против всякой неволи во имя безусловной независимости лица''. Эта самая ''независимость лица'' сближает Герцена с западными, в том числе и с американскими идеалами свободной личности. И это - хороший повод, чтобы прочесть Герцена в американском контексте.

У микрофона – Борис Парамонов.

Борис Парамонов: О Герцене как раз недавно, сравнительно недавно, были большие разговоры в американской серьезной печати. Это было связано с представлением на нью-йоркской сцене одного смелого театрального проекта: трилогии Стоппарда ''Берег утопии''. Английский драматург заинтересовался русской интеллектуальной историей – и воспроизвел ее на страницах своей драматической трилогии, а потом и на сцене. Всё это шло одним спектаклем. Нашлись американцы, которые пришли и честно всё это высидели.

Александр Генис: Ну, нью-йоркская публика – особая, это концентрат американского интеллектуализма. Тут был даже, полагаю, элемент некоторого снобизма: как не побывать на таком необычном представлении.

Борис Парамонов: Во всяком случае побывали, и пресса, помнится, была хорошая, позитивная оценка была дана пьесам и спектаклю. Помню, Стоппард тогда же говорил, что мечтает с этим проектом поехать в России и там поставить этот трехчастный спектакль. Сколько помнится, дело там пошло поначалу туго. Русская реакция была: Герцен, Огарев, Бакунин, Белинский – кому это сейчас интересно? Но Стоппард - человек энергичный, я бы сказал заводной, и в Москве он начал с того, что организовал субботник: почистить памятник Герцену и Огареву на Воробьевых Горах.

Александр Генис: В конце концов, спектакль был поставлен и в Москве.

Борис Парамонов: Но сенсации, судя по всему, не было. Никаких взрывных волн из Москвы до наших берегов не докатилось.

Но тут вообще надо сказать о судьбе Герцена в России. Ему, можно сказать, крупно не повезло: его хвалил и внес в революционный пантеон России сам Ленин, дав ему крайне одностороннюю характеристику, которую тогдашние школьники и студенты должны были наизусть заучивать. Помните: декабристы разбудили Герцена, он развернул революционную агитацию, и так далее.

Александр Генис: Еще было (вколотили) мои профессора: ''Герцен овладел диалектическим материализмом и вплотную подошел к историческому материализму''.

Борис Парамонов: Ну а кому охота читать такую скукоту? Так и получилось, что русские читатели советского времени почти полностью прошли мимо Герцена – писателя, между прочим, замечательного, необыкновенного умного, при этом блестящего стилиста, и не только знаменитых мемуаров автора, но и блестящей даже не политической, а я бы сказал культурфилософской публицистики. ''С того берега'' или ''Концы и начала'' не менее интересно читать, чем ''Былое и думы''.