Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Борис Парамонов: Волкогоновой кажется, что тут какая-то вина Лидии должна быть инкриминирована – плохо, мол, постаралась, другая на ее месте добилась бы своего. Бердяев, получается, был вроде бы и не против, да Лидия оказалась не на высоте.

Потом с такими же подробностями, вопрошаниями и многоточиями пишет Волкогонова о Евгении Казимировне Герцык:

Диктор: ''Косвенным доказательством моего предположения о том, что Евгения, в отличие от Лидии, попробовала решить для Бердяева роковую проблему пола, может служить ее письмо к подруге Вере Гриневич''.

Борис Парамонов: Дальше цитировать не буду – всё те же бабьи пересуды, всё то же глухое непонимание, что бывают сексуальные ситуации, в которых женщины неуместны. В фильме Этторе Сколла ''Особый день'' женщина (Софи Лорен) сумела склонить к сношению гомосексуалиста (Марчелло Мастрояни), но он говорит после: это ничего не значит и ничего не изменит. Ольге Волкогоновой хотя б этот фильм посмотреть. Впрочем, она б не поверила, что ничего изменить нельзя.

Конечно, этот сексуальный сюжет – не единственное в книге Ольги Волкогоновой. О Бердяеве рассказано кое-что и помимо этого. Но речь идет в основном о событиях и людях того времени, о совместных культурных предприятиях, о многочисленных и ярких кружках тогдашней духовной элиты – всё это в достаточно нейтральном тоне экскурсовода, ведущего посетителей-школьников старших классах по комнатам некоего музея. И опять же всякого рода бытовые подробности: а в каком году и в каком доме жил Бердяев, и сколько комнат было. Когда сюжет дошел до изгнания Бердяева, то много говорится о разного рода эмигрантских организациях, их съездах и расколах. Всё это материал, не лишенный интереса, но сам Бердяев за этими разговорами отходит на второй, а то и на третий план. Кое-что, конечно, Волкогонова говорит о книгах Бердяева – о ''Смысле творчества'', о ''Новом Средневековье'', какие-то бердяевские сюжеты представляет сама и представляет читателям. Но цельной фигуры единственного в своем роде русского мыслителя не получилось, мы его не видим. Не понимаем, почему и как Бердяев в русской мысли – уникальное явление. Он единственный в России философ-персоналист и этим резко выбивается из русской традиции. Но для того, что понять, просто почувствовать бердяевский персонализм, нужно по-другому увидеть самого человека в его пограничной ситуации, в его экзистенциальном одиночестве. Увидеть, что те его особенности, которые Волкогонова считает его слабостями и несчастьем, были для него воодушевляющим взлетом к свободе.

Книга Ольги Волкогоновой – плохая, мелкая, мещанская, бабья книга. А в России нашлись бы люди, способные написать о Бердяеве правильно. Например, Евгений Барабанов. Впрочем, он в Германии, но вот в России живет Рената Гальцева, ей бы и карты в руки.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24553046.html

* * *

''Сталкер'' в Америке

Александр Генис: На американском книжном рынке произошло крайне необычное событие. Крупное издательство выпустило первым тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров книгу известного романиста и взыскательного критика Джефа Дайера ''Зона'', целиком посвященную беспрецедентно детальному разбору фильма Андрея Тарковского ''Сталкер''. Такой книги нет и на русском. Она – словно приуроченный к 80-летию Тарковского, щедрый оммаж гению русского режиссера, у которого есть немало поклонников среди американских художников. Один из них - ведущий видеоартист США Билл Виола - в его честь даже сына назвал Андреем. И так повсюду. В Японии, скажем, Тарковского ставят рядом с Достоевским и переводят стихи Арсения Тарковского, чтобы поэзия отца помогла понять фильмы сына. А в прошлом году я побывал в Таллинне на фестивале Тарковского, где нам показали гигантское здание бывшей электростанции - этакий промышленный Пиранези. Вот тут-то и снимался ''Сталкер''. Теперь это мемориальная ''зона'', куда водят туристов, и их можно понять. ''Сталкер'' - культовый фильм, который с огромным трудом, но все-таки объединил эзотерическое кино Тарковского с популярной фантастикой Стругацких.

Как рассказывает Борис Стругацкий, длинный ряд отвергнутых режиссером сценариев показывает, что в исходном тексте, в повести “Пикник на обочине”, Тарковского интересовал исключительно “генератор непредсказуемости” - Зона. Нещадно отбрасывая весь научно-фантастический антураж, режиссер переводил произведение Стругацких на язык символов. Зона у Тарковского - это “Поле Чудес”, где может произойти все, что угодно, ибо здесь не действуют законы, навязываемые нам природой.