Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -июнь 2003- декабрь 2004

(...) Отпустите же эту битую идеологию от себя! Отдайте ее вашим соперникам или куда она там тянется, пусть она минует нашу страну как туча, как эпидемия и пусть о ней заботятся и в ней разбираются другие, только не мы! И вместе с ней мы освободимся от необходимости наполнять всю жизнь ложью. Стяните, стряхните со всех нас эту потную грязную рубашку, на которой уже столько крови, что она не дает дышать живому телу нации..."

Всё это может показаться могучей, но риторикой, - если б за этим не последовало в высшей степени (если не деловое, то) трезвое предложение: отбросив идеологию, сохранить в руках тех же вождей прежнюю систему власти. И выход для этого был предложен Солженицыным чрезвычайно логичный и, главное, удобный: перевести существующую систему власти на советские рельсы - дать системе не идеологически марксистскую, но советскую мотивировку. Это что-то вроде лозунга Кронштадтского восстания, афористически сформулированного тогда уже эмигрантом Милюковым: Советы без коммунистов.

Вот как написано об этом у Солженицына:

"Я напомню, что советы , давшие название нашему строю и просуществовавшие до 6 июля 1918 года, никак не зависели от Идеологии - будет она или не будет, но обязательно предполагали широчайший с о в е т всех, кто трудится.

Остаемся ли мы на почве реализма или переходим в мечтания, если предположим восстановить хотя бы реальную власть советов? Не знаю, что сказать о нашей конституции, с 1936 года она не выполнялась ни одного дня и потому не кажется способной жить. Но может быть - и она не безнадёжна?"

И дальше - главное, можно сказать, искусительное предложение:

"Оставаясь в рамках жесткого реализма, я не предлагаю вам менять удобного для вас размещения руководства. Совокупность всех тех, от верху до низу, кого вы считаете действующим и желательным руководством, переведите, однако, в систему советскую. А впредь от того любой государственный пост пусть не будет прямым следствием партийной принадлежности, как сейчас. (...) Дайте возможность некоторым работящим соотечественникам тоже продвигаться по государственным ступеням и без партийного билета - вы и работников получите хороших и в партии останутся лишь бескорыстные люди. Вы, конечно, не упустите сохранить свою партию как крепкую организацию единопособников и конспиративные от масс ("закрытые") свои отдельные совещания. Но, расставшись с Идеологией, лишь бы отказалась ваша партия от невыполнимых и ненужных нам задач мирового господства, а исполнила бы национальные задачи..."

В общем, предлагается сохранить номенклатурную систему, при условии большей ее открытости для способных и не связанных идеологией людей. При этом даже партия сохраняется как некая особая то ли контролирующая, то ли окончательный голос подающая фракция в этой нео-советской системе. Солженицын допускает сохранения всего в системе - кроме идеологии. Он даже не настаивает на отмене цензуры в масс-медии, но призывает только к свободному книгопечатанию серьезной литературы.

Вот ударный пассаж из этой части Письма:

"Чего вам опасаться? Неужели это всё так страшно? Неужели вы так не уверены в себе? У вас остается вся неколебимая власть, отдельная сильная замкнутая партия, армия, милиция, промышленность, транспорт, связь, недра, монополия внешней торговли, принудительный курс рубля, - но дайте же народу дышать, думать и развиваться!"

В письме вождям есть еще несколько тем, в свое время сильно нашумевших; одна из них - проект создания некоего параллельного общества на Северо-востоке страны, где можно будет опробовать некие альтернативные хозяйственно-экономические системы. Это предложение встретило всеобщую критику - и даже со стороны людей, письму в общем сочувствующих. Здесь интересно сказалась психология Солженицына-писателя, о чем мы еще надеемся сказать несколько слов позднее. Большое внимание в Письме было уделено неминуемой, как казалось Солженицыну, войне с Китаем - и опять же по причинам идеологическим. Этот мотив явно устарел, сама тема перешла на иные, геополитические рельсы, с идеологией марксизма ничего общего не имеющие. Несомненно устаревшим кажется зачин Письма - первая его глава под недвусмысленным названием "Запад на коленях". Как бы сказала жена инженера Брунса Мусик из "Двенадцати стульев": "В моем доме не становиться ни на какие колени!" Но всё это нынче частности. В основной своей сердцевине Письмо Солженицына продолжает оставаться живым и актуальным документом. Вот это и следует обсудить.