Лев Вирин - Сказки о мастерах

польской невесты не попадалось. К тому же память о Еве всё ещё жила в

моём сердце, и временами мысли о ней одолевали до того, что страшно

становилось.

Я знал, конечно, что Ева (теперь она графиня Розен) живёт себе в

Вюртемберге с графом Мамоновым и давным-давно потеряна для меня.

И всё же забыть её я не мог.

Наконец, осенью 1805 года, Петя Шереметьев сказал мне:

- Пора кончать это, Адам! Так ты умом тронешься. Нынче у дядюшки в

Министерстве Иностранных дел готовят депеши нашим союзникам.

Хочешь, замолвлю ему словечко, и тебя пошлют в Вюртемберг

фельдкурьером? Поглядишь на свою Еву, потолкуешь с ней и либо

увезешь её, либо поймёшь, что она совсем не так хороша, как ты

выдумал?

Я согласился, не задумываясь. И через три дня скакал, меняя лошадей,

через всю Европу к моей Еве!

В столице Вюртемберга, Штутгарте, сдавши секретный пакет, пошел

я разыскивать Еву. В этот раз я не торопился! Из гостиницы отослал во

дворец графа Мамонова записку Дуняше, камеристке Евы. И не ошибся.

Скоро прибежала Дуняша, сказала, что барыня будет ждать меня в

осьмом часу, в беседке сада. Дала ключ от садовой калитки и объяснила,

как пройти.

Я дважды обошел вдоль и поперёк весь город, пока стрелка часов не

приблизилась к семи. Помню, как замерзли руки, когда я подходил к

беседке.

Ева уже ждала меня. Вся в черном, с черными кружевами на волосах,

как вдова.

– Здравствуй, Адам, – она протянула мне руки. – Какими судьбами?

- Приехал взглянуть на тебя.

- Правда? Ты всё ещё любишь меня?

- Не знаю.

- Садись. Расскажи о себе.

Я рассказывал долго. Ева слушала хорошо, не перебивала меня.

- Ты говоришь, - сказала она, - что хочешь увидеть меня, чтобы

освободиться. Но ты давно свободен! Ах, Адам, ты освободился от меня

в тот день, будь он проклят, когда сразу после обручения бросил меня и

ушел воевать с русскими… А нынче ты – русский офицер! Ах, Адам,

Адам! Зачем ты это сделал? Мы были бы счастливы с тобой.

Ладно. Нынче я освобождаю тебя от клятвы, от верности, даже от

памяти. Вернись в свой Петербург, найди себе хорошую, добрую

девочку, женись и будь счастлив. А за то, что приехал ко мне, Спасибо.

Она говорила всё это мне с такой добротой, с такой горечью, что я не

мог удержаться: - Послушай, Ева, - сказал я, - Брось всё это! Поедем со

190

мной. Полковник Апостол в прошлом году умер. Ты свободна. Выходи

за меня замуж, я ведь люблю тебя…

- Нельзя, милый, нельзя, - ответила Ева, - Приеду я с тобой в Петер-

бург, а потом что? Ты обязан представить свою невесту командиру полка

и господам офицерам. Одобрят ли они меня? Их жены наверняка не

сочтут меня достаточно респектабельной. Тебе придётся уйти из

Гвардии, и твой карьер будет погублен. И так к тебе относятся

настороженно. Поляк – чужак.

И вернуться на родину мы тоже не сможем, и там мы чужаки. От нас

все отвернутся. Если бы ты командовал полком, другое дело. Командир

полка сам себе хозяин…

Мне стало очень больно от этих слов. Я засиделся в поручиках. Пять

раз меня обходили производством! Капитанами стали офицеры, которые

не могли похвастаться безупречной службой или отличиями. Зато у них

была протекция или они умели особенно угодить начальству… А я не

умел. К тому же поляк.

Но я задушил обиду. Ева права в главном. Какое ей дело до причин?

Обеспечить ей такую жизнь, к какой она привыкла, уважение, какого она

достойна, я пока не мог.

- Хорошо, – сказал я, - Сейчас – нельзя. Мне остается два чина. Маиор

Гвардии переходит в армию полковником. Скоро война с французами. Я

отличусь. Тебе не долго ждать! Коли я приеду за тобой полковником,

уедешь со мной? Скажи честно!

Ева грустно улыбнулась: - Откуда мне знать? Сначала приезжай,

потом спрашивай. Когда ты обратно?

- Завтра будет готов пакет.

- Зайди ко мне проститься перед отъездом. В это же время. Видишь

дверь в правом крыле? На втором этаже, налево, в голубой гостиной я

буду тебя ждать. Приходи обязательно. – Я поцеловал ей руку и ушел.

Назавтра в посольстве меня удивила странная суета. Секретари

бегали, шушукались, секретный пакет вместо 12 мне отдали в пять

пополудни. В гостинице я зашил его в подкладку. Все вещи были

собраны с утра. Убедившись, что всё готово к отъезду, я пошел к Еве.

Осторожно вошел в указанную Евой дверь и сразу услышал сверху

разгневанный голос Графа. Я подумал, что пришел не вовремя, но