Макс Лукадо - Небесные овации

наши слезы.

В юности меня окружало множество людей, способных утереть мои слезы. У меня

были две взрослые сестры, готовые приютить меня под своим крылышком. У меня

была добрая дюжина дядюшек и тетушек. По ночам мать работала сиделкой, а днем

— моей мамой, то и другое делая с нежностью и заботой. У меня даже был брат на

три года старше, который иногда мне сочувствовал.

Но, думая о человеке, утирающем мои слезы, я вспоминаю отца. Руки у него были

мозолистые, жесткие, пальцы — короткие и сильные. И когда он утирал мне слезу, появлялось чувство, что он утирает ее навсегда. Было в его прикосновении что-то

такое, что не просто убирало каплю обиды с моей щеки, но и изгоняло мой страх.

84

Иоанн говорит, что однажды Бог отрет всякую вашу слезу. Та же рука, что

распростерла небеса, прикоснется к вашей щеке. Те же ладони, что громоздили

горы, будут ласково гладить вас по лицу. Те же руки, что содрогнулись от боли, когда

их пробил римский гвоздь, однажды обнимут вас и утрут ваши слезы. Навсегда.

При мысли о мире, где не будет причин плакать, разве не хотелось бы вам

вернуться домой?

«...Смерти не будет уже...» — провозглашает Иоанн. Можете себе это

представить? Мир без катафалков и моргов, без кладбищ и надгробий. Можете

вообразить себе мир, где никогда не кидают землю на гроб? Не высекают имен на

надгробных плитах? Где нет похорон. Нет траурных одежд. Не существует

погребальных венков.

Если одна из радостей пасторского служения — вид идущей к алтарю невесты, то

одна из его печалей — вид тела в лакированном ящике, который стоит перед

кафедрой. Прощание никогда не бывает легким. Всегда трудно повернуться и уйти.

Самое тяжелое в этом мире — поцеловать на прощание холодные губы, которые не

шевельнутся в ответ. Самое тяжелое в этом мире — прощаться.

В грядущем мире, говорит Иоанн, прощаний не будет.

Скажите, разве не хотелось бы вам вернуться домой?

* * *

Самые обнадеживающие слова в этом отрывке из Откровения вот эти: «...се, творю все новое». Они произнесены Богом.

Тяжело смотреть, как все стареет. Городок, в котором я рос, состарился. Я был

там недавно. Некоторые дома заколочены досками. Другие и вовсе пошли на снос.

Часть моих школьных учителей давно на пенсии, другие — на кладбище. Старая

киношка, куда я водил девчонок, выставлена на продажу — ей уже никак не

выдержать конкуренции с новыми кинозалами, где идет по восемь фильмов

одновременно. Единственная оставшаяся жизнь на площадке для автомобилистов

перед кинотеатром — это шарики перекати-поля да крысы. Воспоминания о первых

свиданиях и танцах на выпускных вечерах размыты нескончаемым дождем

прошедших лет. Мои школьные пассии в разводе. Звезда спортивной группы

поддержки умерла от аневризмы. Наш лучший полузащитник похоронен в

нескольких шагах от моего отца.

Хотел бы я все это сделать новым. Чтобы можно было сдуть пыль с улиц.

Прогуляться по знакомым местам, улыбнуться знакомым лицам, посвистеть

знакомым собакам и еще разок пройти все базы на стадионе Малой бейсбольной

лиги. Хорошо бы прогуляться по Мейн-стрит, покупая что-нибудь у торговцев, вышедших на пенсию, открывая заколоченные досками двери. Я хотел бы, чтобы я

мог сделать все новым... но я не могу.

Моя мать все еще живет в том же самом доме. Ее не уговорить переехать

отсюда. Дом, который был в моем детстве таким большим, теперь кажется

крошечным. На стенах висят фотографии мамы в молодости — медно-каштановые

волосы, неотразимая прелесть лица. Смотрю на нее сейчас — все еще в добром

здравии, по-прежнему энергичная, но морщины, седина, замедлившаяся походка...

Ах, если бы я мог взмахнуть волшебной палочкой и опять сделать все новым! Если бы

85

я мог снова перенести ее в объятия того лихого ковбоя, которого она любила и

которого ей выпало похоронить. Если бы я мог разгладить морщины, избавить ее от

очков, вернуть упругость походки. Если бы я мог сделать все новым... но я не могу.

Я не могу. Но Бог может. «Он... подкрепляет8 душу мою...»2, — написал пастух. Он

не переделывает, Он восстанавливает. Он не приукрашивает старое, Он порождает

новое. Строитель достанет первоначальный план и восстановит все как было. Он

восстановит бодрость. Восстановит силы. Возродит надежду. Он возродит душу.

Когда вы видите, как этот мир чахнет и стареет, а потом читаете о нашем доме, где все соделано новым, разве вам не хочется вернуться домой?