Олег Ждан - Белорусцы

Люди на Замковую повалили толпами. В панике были и мстиславские евреи: дошел слух, что в Дорогобуже московиты собрали на площади и силой покрестили в православие всех иудеев.

Надо сказать, что молодая шляхта держалась бодро: плен — позор шля­хетскому званию, сражаться будем, пока сабли в руках. Пробовали даже петь военные песни, правда, не слишком громко. Войт Вырвич тоже подпевал и ходил с ними по Замковой, изображая бодрость и веселье. А вот маги­стратские радцы с лавниками поглядывали на них недоверчиво: без причины веселье, словно говорили они. Бурмистр Иосиф Добрута и вовсе выглядел озадаченным, даже растерянным.

Оказалось, ночью отправил семью в Радомлю, где у него были родствен­ники — от Мстиславля, примерно, тридцать верст.

Бурмистру Добруте исполнилось сорок лет, Анна, его жена, была немно­гим моложе. Жили они вместе лет двадцать, но детей у них не было. Оба давно смирились с одиночеством, как вдруг Анна испуганно сообщила ему: «Бремената я, Осенька». Он и не понял сперва, недоверчиво поглядел на нее. Жизнь устоялась, устроилась, а новость эта обещала такие осложнения, что Добрута и не рад был ей. Несколько дней с ожиданием поглядывал на жену: может быть, признает, что ошиблась? Очень скоро, однако, надежда и несмелая пока радость вытеснили все иные чувства и опасения. Теперь он и утром, и вечером, приходя из магистрата, всякий раз спрашивал взглядом: все хорошо, Аннушка? Анна была так же молчалива, как он, и отвечала улыб­кой: хорошо, Осенька.

Поздние роды прошли тяжело, родилась девочка. А потом Анна взялась беременеть едва не каждый год-полтора. Когда родилась первая дочка, Добрута испытал странное чувство: жалость к ничтожному человечку и страх за него. Но когда девочка поползла, а там и потопала на кривых ножках, все чувства вытеснило главное — нежность.

В будущем тоже рождались девочки, и теперь у него было пять дочерей. «Обсыпался девками», — посмеивались в магистрате.

Сомнений в том Лчто делать перед опасностью, у него не было: надо спасать дочерей. Пусть погибнет Мстиславль со всеми жителями — шлях­той, кметами, холопами, наконец, пусть погибнет он сам — были бы живы его дочки.

Он приказал кучеру, что служил ему много лет, запрягать; супруге с дев­кой Дусей — собираться, и на рассвете проводил их за город, до Большого оврага, а сам, как только они исчезли вдали, возвратился на Замковую. Шел и не видел дороги: слезы застили глаза. Казалось ему, что и жену, и дочек видел в последний раз. Но что ж, думал он, даже если в последний, — была в его жизни любовь, был в жизни смысл.

***

О том, что бурмистр отправил семью в Радомлю, Дарья, жена Друцкого-Горского, узнала в тот же день и тотчас отправилась к мужу. Побелевшие, плот­но сжатые губы говорили, что приняла решение и не собирается уступать.

— Ты нас не собираешься отправлять?

Вопрос не застал врасплох, об этом он думал каждый день. Может, и надо было, когда узнал об осаде Смоленска, отправить их в Оршу, где стояли вой­ска Януша Радзивилла. Но, во-первых, московиты уж точно пойдут на Оршу, и как там сложатся обстоятельства, непонятно; во-вторых, надеялся, что на Мстиславль они не пойдут: что им здесь, в малом городе? Ну а когда примча­лись гонцы из Смоленска, а затем из Орши, то есть, стало известно, что туча войск московских идет на Великое Княжество, и непонятно, сможет ли Януш Радзивилл остановить их, уже и смысла не было отправлять.

— Поздно, — ответил он. — Даст Бог, продержимся. Да и что скажут люди?

— Что мне до них? — сказала она. — Я возьму детей за руки и пойду пешком.

Друцкой-Горский был во втором браке. Первая жена, дочь Смоленско­го воеводы Самуила Соколинского, умерла десять лет назад от непонятной болезни: утром почувствовала недомогание, а к обеду ее уже не стало. Год спустя в его дворце в Мстиславле оказалась Дарья из рода Храповицких. Впервые он увидел ее в Полоцке, когда приехал к тамошнему воеводе польному гетману Янушу Кишке, с женой которого, Кристиной Друцкой-Соколинской, он был в дальнем родстве. Приехал для того, чтобы подивиться на Софийский собор, недавно восстановленный после пожара. Такая же беда случилась в Мстиславле — сгорела православная Троицкая церковь — и он хотел заполучить мастеров. Приехал на неделю, но задержался сперва на две, потом на три, но и через месяц, уже собравшись в дорогу, понял, что не в силах уехать. «Отдай мне Дарью», — в тот же день обратился к Янушу Кишке, дядьке Дарьи, который давно понял причину его гостевания. «Долго думал», — проворчал тот в длинные усы. Дарья жила у него с пяти лет. Когда родители ее погибли во время очередной войны с Московией, Януш Кишка забрал Дарью к себе. Конечно, пора отдавать девицу замуж, но своих детей у Януша с Кристиной Друцкой-Соколинской не было, и оба они и с радостью, и с грустью приняли эту весть.