Дмитрий Бондарь: Операция "Немыслимое".

Поэтому от лица всех русских патриотов я прошу вас, господа, уничтожьте эту страну! Иначе она, в очередной раз усилившись на вашем человеколюбии, возродившись как гидра, уничтожит весь мир! Только Америка, страна, созданная свободными людьми для свободных людей, способна отстоять демократические ценности и целостность мира! Спасибо, господа!

Серый не стал слушать аплодисменты и выключил диктофон.

— Что ты об этом думаешь?

Серьезно комментировать услышанный бред душевнобольного эмигранта я не мог, поэтому развел руками:

— Что можно думать о бесноватом? Если и не легион бесов в нем, то пол-легиона точно!

— Он русский, — увидев мою кривую усмешку, Серый поправился: — бывший советский. Он для них очевидец. И это в ближайшей перспективе куда хуже всех умопостроений Карсона. Весь этот бред, что собран Оруэллами, Замятиными и остальными инженерами человеческих душ, он весь превращается теперь для них в правду. И ты хоть нарядись в кокошник и корми буржуя расстегаями с осетриной — он будут думать, что за пазухой у тебя топор.

В самом деле, проблема. И что делать — непонятно. Не убивать же их всех? Тех, кто "сбежал от тоталитаризма"? Уроды. Тоталитаризм кончился сорок лет назад.

Серый уже убедил меня, что не бывает ничего ненужного. Если был тоталитаризм — то без него обойтись нельзя было никак. Потому что только он был в тот момент экономически выгоден государству. Это как с рабовладением — никогда не мог понять его истоки, ведь с самого детства нам внушили, что рабский труд непроизводителен, пока в какой-то книжке не наткнулся на простую мысль: когда много пригодной для обработки земли и мало людей, рабство выгоднее, чем необработанные пустыри. Дефицитом становятся рабочие руки, на которые идет охота. Дилемма проста: либо что-то, сделанное рабами — выращенное, построенное, собранное, либо ничего. Но все меняется, когда людей становится много, а земли мало — тогда любой хозяин относится к своему наделу трепетно и кого попало на него не пустит, станет обрабатывать сам, повышая удельную продуктивность с единицы площади. И не случайно в Швеции или Дании — странах с очень малыми аграрными площадями не сложилось даже крепостного права. Незачем было содержать рабов.

Тоталитаризм… Надоевшая байка, ярлык, навсегда окрашенный в черные цвета и презрительно навешиваемый теми, кто прошел через свой тоталитаризм, на всех остальных. Представляю, что было бы с моей страной, состоявшей после Гражданской войны на девяносто процентов из крестьян, получивших земельные наделы. Да их никакой силой не сдвинешь с места — на ДнепроГЭС и Магнитку. Так и будут сидеть, выращивая пшено с гречей. И какое еще может быть средство, кроме тоталитаризма, вырвать с грядок этот народ? Спрос на хлеб есть? Есть. И никак не объяснить крестьянину, что нужно бросить землю-кормилицу и ехать в город, жить в голодном бараке и строить электростанцию. Кому надо? — спросит он. Тот пусть и строит. Тому же Петру понадобились драконовские меры, чтобы хоть как-то укомплектовать свои литейные заводы, суконные мануфактуры, горные выработки и верфи. Приковывать мастеров к станкам, а забойщиков к кайлу.

Когда новый броненосец на самом передовом профильном предприятии — Галерных верфях в Петербурге строится четыре года, а то и пять, и комплектуется при этом наполовину тем, что закуплено за границей — турбинами, орудиями, системами прицеливания, не нужно даже вспоминать о такой промышленности. Она существует только для галочки в отчетах министра финансов. По сравнению с предприятиями господ Брауна или Викерса, где такой же броненосец строится вдвое быстрее и из всего своего, это не верфи — это убожество, как и вся дореволюционная императорская промышленность, включая РуссоБалты, "Дукаты" и "Ильи Муромцы". Без большой структурной перестройки — а это всегда кровь — ничего с таким положением вещей не сделать.

Точно такая же ситуация и в сельском хозяйстве — произведено вроде бы много, но только станешь считать, особенно в удельном, подушевом выражении — бросает в дрожь. Каждый второй-третий год в девятнадцатом веке — массовый голод вроде того Голодомора, которым пугают мировую общественность советские диссиденты. Не может страна с полуторапроцентной долей производства в мировом хозяйстве претендовать на звание державы. Это — колония, не больше, вся жизнь в которой теплится вокруг столицы и двух десятков губернских городков. И без рывка, без денег эту пропасть никак не перескочить. Хвала тем людям, которые не стали ждать закрепления статуса туземной колонии законодательно, и решились превратить "колосса на глиняных ногах", каким и была без сомнения царская Россия, в некое подобие промышленно-развитой страны. И у них получилось! Новой моделью общества, ГУЛАГами, расстрелами и подсмотренными у тех же царских властей продразверстками, начавшимися задолго до семнадцатого года. Им памятники нужно ставить на каждом перекрестке, а не помоями поливать.