Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

Маркус смотрел прямо перед собой, но ничего, казалось, не видел, только машинально скручивал и раскручивал край покрывала.

— А потом появился Гриндельвальд, затеял все это дело — и началось. Стали делиться — немцы, евреи, англичане, французы... Потом война, всех погнали на фронт. Я этого тогда не понимал, говорю же, я думал, как все замечательно, как нам повезло, что мы родились в Германии и живем в одно время с таким великим магом, как Гриндельвальд... Уже потом, когда пожил во Франции, как будто очнулся.

Он вздохнул.

— А у нас там до сих пор никто ничего не понимает. Гриндельвальда все поддерживают. Верят, что он даст волшебникам свободу...

Том чуть пошевелился, устраиваясь на стуле поудобнее.

От двери потянуло дымом — это Долохов, склонив голову, раскуривал от палочки очередную сигарету.

Глава 8

В декабре Хогвартс-экспресс впервые за все время своего существования остался стоять в депо. Везти на нем студентов стало слишком опасно — поезд прибывал в Лондон вечером, а с темнотой начиналась бомбежка. Поэтому тех учеников, которые жили в сельской местности, отправляли домой через камин, а горожане в большинстве оставались на каникулы в школе.

Родители Колина и Друэллы договорились с моими, что Рождество они проведут в Дербишире, где пока было относительно спокойно. Позевывая, Слагхорн пожелал нам хорошо встретить Новый год, несмотря на трудные времена, и одного за другим отправил через камин. Ему явно хотелось поскорее остаться в одиночестве. Рождественская вечеринка у декана, придерживавшегося своих правил — война, не война, — прошла бурно и весело.

Родной дом после Хогвартса показался мне ледяным и пустынным. Зимой на рубеже сорокового и сорок первого годов в Англии стояли страшные морозы. За ночь вода в трубах успевала замерзнуть, и по утрам кому-нибудь из взрослых приходилось отогревать водопровод, чтобы можно было умыться и эльфы могли начать готовить еду. В холодном чистом воздухе постоянно держалась легкая дымка, а окна были покрыты затейливыми снежными узорами. Выстиранная одежда, которую эльфы развешивали в хозяйственном дворе, за считанные минуты становилась жесткой, словно кованое железо; когда ее снимали, хруст стоял такой, будто мантии переламывались пополам. Нечего было и думать о том, чтобы выйти наружу, не обвешавшись десятком согревающих заклятий. В доме тоже почти постоянно стоял холод — уголь продавался по карточкам, и его следовало экономить, а наколдованный огонь в камине так и норовил погаснуть, стоило отвернуться.

Мама встретила нас в черном — она носила траур по дяде Альберту. Она уже примирилась с потерей и даже не плакала (осенью почти в каждом ее письме несколько слов было не разобрать от капнувших на пергамент слез), но была какая-то потерянная. Ее привычный, обустроенный мир в те дни давал трещину за трещиной, и мама никак не могла с этим справиться, вся сжималась в комок и с ужасом ждала очередных плохих вестей. Отец целыми днями пропадал в Сити. Пока было светло, мама еще не слишком беспокоилась, но стоило опуститься сумеркам, как она начинала нервничать. Бесцельно ходила по комнате — то отодвигала гардины и смотрела в сад, то прислушивалась, не зашипит ли летучий порох в камине, — стискивала руки так, будто хотела сломать себе пальцы, чашку за чашкой пила чай и отвечала на вопросы невпопад.

Папа в те дни всегда путешествовал через камин. Я почему-то думал, что это для того, чтобы не аппарировать на морозе, и даже пенял ему, что тратится драгоценный летучий порох. Я тогда очень проникся идеей экономии... Это было до того глупо и бестактно с моей стороны, что даже сейчас, когда я об этом вспоминаю, хочется отхлестать самого себя по щекам — да поздно.

Только перед отъездом мне пришла в голову догадка — настолько же простая, насколько и пугающая.

У него просто не было сил аппарировать.

Я ужаснулся, но через несколько секунд выбросил эту мысль из головы. Я не хотел думать об этом. Детям и подросткам свойственно прятаться от проблем. Несколько раз за каникулы спрашивал у отца, как дела, на что он рассеянно отвечал: "Ничего, справимся". И этому я тоже предпочел поверить без возражений...

В неполных четырнадцать лет так хочется верить, что все будет хорошо.

***

Народу в доме было больше, чем обычно. Кроме нас с Колином и Друэллой, приехала миссис Розье. А еще, как я обнаружил в первый же день за обедом, у нас теперь были постояльцы. Двое — мать и дочь, эвакуированные из Ливерпуля, где в ноябре немцы подчистую разбомбили магический квартал. Мать полагалось называть миссис Принс, хотя по случайным обрывкам фраз даже я быстро понял, что никакого мистера Принса в природе не существовало. Нет, конечно, без какого-то мужчины там не обошлось, но он явно носил другую фамилию и, видимо, скрылся с горизонта, едва узнав о том, что скоро станет счастливым отцом.