Unknown - 61ad6796-2e40-4603-ac60-bc6105305c08 out

— Ну… — медленно начинает Риддл, и даже в каждом его жесте читается издёвка. — Они убивают для меня ваших авроров, пытают пленённых, охраняют важные объекты в городе ценой жизни, сражаются с членами вашего Ордена… Мне продолжать?

— Нет, — выдавливает Гарри.

— Ты хочешь делать то же самое?

— Нет.

— Тогда к чему такие вопросы?

— Но я ведь должен что-то делать. Я же не могу целый день слоняться по поместью как… — он запинается и невесело усмехается, вспоминая вчерашние слова Марка: «…как пыльным мешком по голове огретый». — И ничего не делать, — заканчивает он на свой лад.

— Ну, если ты настаиваешь, — Риддл наклоняется вперёд, и в его взгляде появляется азарт, — то мы обязательно придумаем тебе занятие.

— Очередное издевательство? — слова срываются с языка, прежде чем он успевает одуматься.

Улыбка Риддла тут же исчезает. Он медленно выпрямляется в кресле, сжимая губы, и Гарри словно обдаёт исходящей от него ледяной волной.

— Издевательство? — холодно повторяет он.

— Да, — кивает Гарри, глядя на Риддла в упор. От его расслабленности не остаётся и следа. — Вам ведь нравится меня унижать.

— Позволь узнать, когда я успел тебя унизить?

От его голоса, кажется, температура в комнате понижается на несколько градусов, и Гарри сам уже не рад, что на короткий миг позволил эмоциям взять вверх. Но отступить — значит, признать поражение, а сдаваться уже не позволяет алкоголь, разгоняющий по телу горячую кровь.

— А то, что было вчера? Или вы считаете, что заставить раздеться — это не унижение?

Риддл смотрит на него очень странно, как на умалишённого.

— Я и не думал, — спокойно отвечает он. — Я всего лишь хотел проследить за тем, чтобы ты не спустился на завтрак в своих обносках и не выставил себя на посмешище во второй раз.

— Разве вам есть до этого дело? — от его ровного тона Гарри и сам быстро успокаивается, поэтому вопрос получается не возмущённым, а немного обиженным.

— Может, ты сейчас и не поймёшь моих мотивов, — на губах Риддла снова появляется усмешка, — но мне не безразлично, что будут думать о тебе мои слуги. Потому что твой неподобающий вид и твоё нелепое поведение позорят перед ними именно меня. Я прав, и ты поймёшь это, если поразмыслишь на досуге, — он бросает короткий взгляд на часы на каминной полке и серьёзнеет: — А теперь извини, но у меня ещё много дел.

Он вновь берётся за отложенный пергамент, а Гарри ещё несколько секунд сидит в недоумении от резкого окончания разговора. Риддл углубляется в чтение, словно его здесь нет.

— Я могу идти? — несмело спрашивает он.

— Разумеется, — сухо отвечает Риддл, не поднимая головы, и макает перо в чернила.

Гарри, всё ещё удивлённо хмурясь, поднимается на ноги и подходит к двери, где до него доносится последнее напутствие:

— Кстати, если Мальсибер станет к тебе лезть, не бойся послать его к чёрту.

— Спасибо, я учту, — кивает он и покидает кабинет.

У лестницы перед ним возникает Мальсибер, криво ухмыляясь.

— Ну что, наговорился?

Но Гарри быстро проходит мимо, бросая на ходу:

— Пошёл к чёрту, — и спускается на третий этаж.

***

Уже лёжа в постели, Гарри никак не может уснуть, прокручивая в голове разговор с Риддлом. Конечно, он знал и раньше, что ещё нескоро увидит друзей, если вообще увидит, понимал: нет никаких гарантий, что план Дамблдора сработает, но сегодняшняя беседа словно расставила все точки над «i». Только после неё он понял, что его пребывание здесь — это не игра на несколько недель, после которой он снова вернётся в штаб. Это отрезок его настоящей, реальной жизни. Он мог бы продолжать играть, притворяться, покорно исполнять приказы, но всё, что от него требуется — это просто жить. Жить собственной жизнью, оставаться собой, не насилуя разум и волю. А это самое трудное.

Только теперь Гарри в полной мере осознаёт, как тяжело ему придётся и как он одинок здесь. Сейчас он отдал бы многое за то, чтобы хоть на пару часов оказаться дома, в штабе. Он не видел друзей всего три дня, но ему кажется, что прошёл месяц. Если бы сейчас можно было очутиться на маленькой тесной кухне, он съел бы всю Гермионину стряпню, долго смеялся бы над грубыми шутками Сириуса, обнял бы Джинни, поцеловал. Перед глазами встаёт её счастливая улыбка, которая на последнем году обучения заменяла ему уютное пушистое одеяло и кружку горячего чая с мёдом. Слушая бесконечные рассказы авроров о стычках с Пожирателями, Гарри мрачнел и покидал кабинет директора с тяжёлым сердцем, но когда видел Джинни, беззаботно болтающую с подругами, начинал верить, что война скоро кончится, что они обязательно уничтожат врагов. А когда Джинни проводила тонкими пальцами по его волосам и говорила, что верит в него, Гарри ощущал такой прилив сил, что готов был немедленно выйти на поединок с Волдемортом. Благодаря ей ему порой казалось, что война идёт где-то в другом мире и ни за что не доберётся до стен Хогвартса.