Unknown - 61ad6796-2e40-4603-ac60-bc6105305c08 out

— Почему ты решил, что я захочу уничтожить замок, который долгое время был моим домом?

— Вы выросли в приюте, но тем не менее сожгли его.

— Приют был лишь моим временным пристанищем. А вырос я в Хогвартсе.

— Можно подумать, вами двигал приступ сентиментализма!

— Ты прав, дело и не в этом, — Риддл подходит к нему и садится рядом. — В своё время я тщательно изучал историю магических и маггловских войн внутри страны. Почти все они заканчивались одинаково: разрушением, уничтожением, гибелью сотен людей. Как я тебе уже говорил, прийти и разрушить не так трудно. Важно другое: что делать потом?

— Отстроить новое, — Гарри пожимает плечами.

— Если человеком движет навязчивое желание уничтожать, он не создаст ничего нового. Вернее, он может попытаться. Но потом природа возьмёт своё, и он уничтожит и это.

— В истории есть много примеров, когда новые цивилизации возникали на останках предыдущих.

— Верно. Но главное здесь — «новые». В переводе на историю магической Британии это означает, что мне следовало бы стереть с лица земли всю магическую часть страны со всеми людьми и создать что-то совершенно новое.

— Почему же вы не пошли этим путём?

— Потому что страна меня интересует именно такой, в какой я жил. Я не хочу уничтожать её, я хочу её менять.

— Значит, по-вашему, вы способны на созидание?

— Ты же был сегодня в Лидсе. Сейчас ты находишься в действующем Хогвартсе. Ответ очевиден.

— Я не верю в ваши благородные помыслы. Всё, что вы делали, вы делали только ради себя, ради собственной выгоды. Поэтому я и не пойму, какая вам выгода от строительства университета или ремонта Хогвартса. Вы уже захватили власть в стране — вам не обязательно думать об образовании волшебников. Вы можете делать всё, что хотите.

— Могу, — кивает Риддл. — Сейчас я могу всё. Но что будет после?

— Когда?

— Когда меня не станет, — Риддл поворачивает голову и смотрит на него в упор. Не выдержав его взгляда, Гарри отворачивается.

— Вы бессмертны.

— Да, но бессмертие не означает вечную жизнь. Рано или поздно всё заканчивается.

— Хорошо, пусть так. Лет через… миллион вы умрёте. Так какая разница? Не всё ли равно, что будет потом?

— Ты много лет рисковал жизнью. Ты когда-нибудь думал, что останется после тебя?

— Если повезёт, то могила, на которую смогут приходить те, кому было на меня не наплевать.

— И всё?

— А что ещё? Имя на страницах учебника истории?

— Слишком мелко, — морщится Риддл. — Смысл жизни не в том, чтобы студенты на истории конспектировали твою краткую биографию, зевая со скуки.

— А в чём?

— В знании. Жить и умереть, зная, что твоё дело будет продолжено. Быть уверенным, что даже после твоей смерти люди будут помнить, кому они обязаны всем, что у них есть.

— Попахивает дешёвым пафосом, — бурчит Гарри в сторону. — И тщеславием.

— Пусть так, — легко соглашается Риддл. — Но куда лучше быть тщеславным, чем умирать, понимая, что после тебя останется только гора костей и мяса.

— Вы не можете этого знать.

— Могу. Я умирал, — он мрачнеет, и Гарри сощуривается. — Но это не то, о чём ты подумал. Я умер больше сорока лет назад в Албании.

— Но вы ведь живы.

— А мог бы и не быть. Я не знал, получится ли завершить ритуал и вернусь ли я к жизни.

— Зачем же вы пошли на него?

— Тщеславие, — улыбается Риддл. — Я потратил очень много лет на то чтобы понять, чего я хочу. И когда пришло понимание, стало ясно, что мне не добиться этого, будучи тем, кем я был тогда. Простым смертным человеком. Можно было продолжать жить, как раньше, ничего не предпринимая, и вскоре сдохнуть, как другие, или же рискнуть. Я рискнул.

— Что это был за ритуал?

— Я не стану вдаваться в описание подробностей. Но этот ритуал должен был или возвысить меня, или убить. И никто не мог предсказать его исход.

— Но ведь… всё получилось.

— Да. Но я многое знаю о смерти. И о страхе перед смертью.

— Не всё её боятся, как боялись вы.

— Ты опять про себя? — Риддл снисходительно усмехается. — Это самообман. В человеческой природе заложен страх перед гибелью. Многие говорят, что не боятся умереть, но это только слова. Храбрецы не боятся смерти ровно до того момента, пока не почувствуют её неотвратимость. К счастью, у тебя пока не было возможности это испытать, несмотря на всё, через что ты прошёл.

— И на что похожа смерть? — тихо спрашивает Гарри.

— На кислоту. Которая медленно разрушает сознание, капля за каплей. Выжигает тебя изнутри собственного тела. Но это не главное. Все эти ощущения гасит настоящий животный страх. Когда ты лежишь, окровавленный, на грязном полу старого заброшенного дома. Когда последнее, что ты видишь — это равнодушное лицо малознакомого человека, который склоняется над тобой, чтобы проверить, дышишь ли ты ещё. Когда ты осознаёшь, что сейчас всё закончится, а смерть надвигается так неизбежно, что ты чувствуешь её каждой клеточкой погибающего тела и понимаешь, что совершенно беспомощен перед ней, что ты ничего не можешь сделать. Вот это действительно страшно.