разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

< )гвечать ему было легко и просто, ибо вопросы задава­лись с дружественной, почти отеческой интонацией п голосе.

Затем полковник обратился к Богатырю и поинтересо­вался, как идет подготовка к операции и какие встреча­ются трудности.

Богатырь отвечал точно, коротко, так, что мы ничего не могли понять кроме того, что какие-то дела обстоят нормально.

Подойдя к стене, полковник отдернул шторку, за­крывавшую большую карту, и жестом пригласил нас

подойти.

— Как вы думаете, — сказал он, — доверяют ли нем­цы своим сателлитам, ну, например, румынам или венг­рам?

— По-моему, не очень,—ответил Богатырь.

131

— Верно. И особенно мало доверяют они румынам, считая, что те бездарны в военном деле. Поэтому на высших командных должностях в румынской армии на­ходятся немецкие офицеры, что дает им возможность контролировать действия румынских частей и навязы­вать свою волю. В штабе партизанского движения,— продолжал полковник, — есть мнение, что румынские офицеры и солдаты с подозрением относятся к немец­ким ставленникам, а многие почти открыто ненавидят немцев. Вот наша с вами задача, товарищи, и состоит в том, чтобы помочь румынам еще больше ненавидеть немцев, дать им понять, что фашизм — наш общий сраг. Словом, штаб считает необходимым начать истреб­ление немецких офицеров в румынских частях. Для на­чала— вот в этом районе, — полковник поднес каран­даш к карте, — вашей группе предстоит захватить коман­дира румынского полка, ярого нациста. Подробный'план операции получите позднее. Желаю успеха.

Слушая полковника, я просто не верил ушам: как это, украсть командира полка? Что они там, бараны? Но об­щая идея захватила и увлекла. Мы жаждали деталей, а главное — действий. Однако прошло много часов, прежде чем мы покинули штаб и вернулись в свою ма­ленькую гостиницу на краю Москвы. Операция готови­лась солидно, прочно. Мы побывали во многих отделах штаба, изучали по географическим атласам и учебникам район, где нам предстояло действовать, знакомились с военной формой различных родов войск вражеской армии, взяли с собой для чтения немецкие воинские, уставы и наставления. От нас требовалось изучить все это до тонкости, причем в самые короткие сроки. Мы должны были приобрести даже привычки немецкого офицерства.

Ш

На другой день к нам в гостиницу Иван Богатырь привез настоящего немецкого офицера, и тот несколько часов с большим усердием старался привить нам изыс­канные манеры. Прежде всего научились небрежно, с этаким форсом отдавать честь. Добавлю, что это ис­кусство мы довели до совершенства, уже самостоятель­но упражняясь перед зеркалом.

Разговаривая с немцем, я спросил, как он находит мое произношение, не выдает ли меня акцент.

Офицер был до обидного откровенен:

— Вас никто и никогда не примет за немца, — ска-1 лп он, — можете на это не рассчитывать. Слишком много грубых ошибок, а произношение, как у вас гово­рят, рабочее и крестьянское. Вот он, — офицер указал ил Ивана Богатыря, — может быть, и есть настоящий не­мец, только в этом не –признается. Во всяком случае, он больше немец, чем русский.

Иван не знал, что делать: то ли радоваться такому ио-лплименту, то ли сердиться.

Все дни, связанные с подготовкой к операции, были «•полнены до предела разными занятиями, и лишь позд­но вечером, когда голова тупела, мы могли немного поговорить о жизни. Выйти прогуляться, сходить в кино мы, откровенно говоря, побаивались.

Москва той поры все еще оставалась полуфронто-п..1м городом. На улицах ходили патрули, появление пе­ред которыми в военной форме означало дилемму: или –Наши документы!», или «Пройдемте в комендатуру!». То и другое нас не устраивало. Не покажешь докумен-■ы—дезертир, а покажешь — какой же ты после это­ю разведчик, коли тебя уже знают? Вот и пришлось мам безвылазно сидеть в гостинице до тех пор, пока Иван Богатырь не раздобыл нам гражданскую одежду

13)

и московские документы, включая ночные пропуска. Мы получили возможность гулять по вечерам и ходить в кино, где сидели по два сеанса подряд, обдумывая все детали теперь уже хорошо разработанной операции.

Однажды Богатырь вручил мне маленький фронто-рой треугольник из грубой коричневой бумаги, той са­мой, в которую заворачивали заводские пачки патронов. Письмо было от Ивана Ромахина. Он сообщал, что во взводе по-прежнему нет командира и все ждут нас, что Дима Дорофеев получил орден Отечественной вой­ны второй степени, а он, Ромахин, представлен к Крас­ной Звезде. В конце была сделана приписка: «У нас сей­час много белого-белого снега, ночи лунные и светлые без всяких ракет. Счет убитых немцев растет, а Ваня Ромахин, хоть и чертыхается из-за наших промахов, но все время берет нас на передовую и на ничейную зем-л»б. Все девчата желают скорого вашего возвращения. Плугова».