Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

К цветастым клумбам и траве
песочком тропок
приходит с лейкой в голове
садовник Робот.

Доспехом светя,
идет — быстрорукий,
на травку летят
распыленные струйки.

Подходят детишки, — Робот — добрый —
дает им потрогать и локоть и ребра.

По Москве в большом количестве —
ходят слуги металлические.

Вот — метлу держа в ладонях — с тротуара ровного
пыль сосет высокий дворник, весь никелированный.

Железный полон лоб забот —
пылищу вытянуть,
на лбу клеймо: «МОСРОБЗАВОД,
511».

Гуднули машины, пахнули булочные,
и Робот другой —
в стекле управляет движением уличным,
блестя рукой.

— В Маяковский проезд проехать как? —
Робот слов не тратит.
Карта Москвы на стеклянных руках,
и стрелка снует по карте.

А вот и столовая. Зайду, поем
после писания трудных поэм.

Столы стеклянные стоят.
Блестя щеки полудой,
эмалевый официант
несет второе блюдо.

От него не услышишь: «Как-с и что-с
сосисочки-сс, слушаюссь, уксус-с нету-с…»

Безмолвный Робот качает поднос,
уставленный феерической снедью.

И в мраморе бань, потеплев постепенно,
Робот исходит мыльною пеной.

Ноготки у Робота
острее лезвий «Ротбарта».

Станьте вплотную — Робот ручьистый
вытянет бритвы ногтей,
он вас помоет, побреет чисто
и не порежет нигде.

На вредных фабриках красок
хлопочут протертые насухо —
Роботы в светлых касках,
без всяких и всяческих масок.

Ни гарь, ни газ, ни свинцовая пыль
отныне людей не гробят.
Железной ногою в шахту вступил
чернорабочий Робот.

В вестибюле театра у синей гардины
ждет металлический капельдинер.

Светло-медные дяди торчат в коридорах,
и на водку дядям не платят —
человеческий труд — это слишком дорого
для метлы и храненья платья.

И куртку мою, и твою шубку,
когда в вестибюль мы входим оба,
снимает и вешает нежно на трубку
вежливый гардеробот.

А ночью, склоняясь над коляской —
нянька на тонкой смазке, —
Робот, задумчив и ласков,
детям баюкает сказки:

«Жил да был
среди людей —
берень-дерень
Берендей,
бородатый
чародей,
чародатый
бородей».

На нем колотушки и бубны висят,
а если ребенок орет —
пластмассовый палец кладет пососать
с молочного струйкою в рот!

На перекрестках гуляющих тысячи.
Сидит со щетками Робот-чистильщик.

— Почисть, дружище,
да только почище!

И чистит Робот, и бархаткой водит,
и щетку по глянцу торопит,
и даже мурлычет по радио, вроде:
— Ехал на ярмарку Робот…

Если дверь откроет Робот
вам в семье —
это вас не покоробит,
вовсе нет.
В дверь спокойно проходи-ка,
запах смол, —
это домороботиха
моет пол.

Метлою и бархаткой шибче шурши нам,
ты моешь, метешь и варишь —
живая и добрая наша машина,
стальной человечий товарищ!

Ужасная скучная мирная жизнь!
Будничный дачный Версаль.
От былых развлечений
лишь ты одна осталась у меня,
большая глупая «Берта».
Я целые дни торчу в картинной галерее,
где пыльные портреты предков
в буклях пушечного дыма…

На моих блиндированных стенах
развешаны полотна былых сражений.
Помнишь, «Берта»,
как весело бабахала по Парижу?..
Теперь это только батальная живопись.
Я слишком давно
не война.

Вот моя пожарами позолоченная панорама —
на барабане Наполеон.
Застывший бомбардировкой Севастополь,
Сизые холсты
раздетых мародерами тел после битвы.
Импрессионизм фугаса,
пуантелизм пулеметной стрельбы…

А это, «Берта»,
уникум.
Пейзаж в железной раме танков при Амьене.
Очень жизненные лица трупов.
(Англичане: подлинник, есть дата —
18. VIII. 1918.)

Вот — море,
мой любимый жанр.
Ты была еще в проекте, «Берта»,
не помнишь этой японской вышивки шелком.
Это — Цусима
совместной работы адмиралов
Рождественского и Того.
Ах, «Принц Идзуми»!..
Крейсера умирают в небо винтом.
И сладко-больно делает дредноуту
слепой протей торпеды.