Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

Показал хозяин блюдо:
— Ось гуцульская резьба. —
Политрук сказал: — Не худо!
Тонко резано. Весьма.
Хорошо, кто понимает.
Дай-ка я попробую!.. —
Острый ножик вынимает,
досточку особую,
щурится,
хмурится…
Смотрят хлопцы и дивчата
на его резьбы початок.
Нож не режет, а летает,
и не движется рука,
только кончик выплетает
сразу тридцать три цветка!

Не свести с узора глаза.
Шепот, тихий разговор.
Да как ахнут люди сразу:
— То ж гуцульский, наш узор!
Наши квитки с завитками,
навить нашими руками
скризь оно
ризано! —
И пошел по хате гул:
— Нет нигде такой оправы! —
Гуркотят: — Да он гуцул! —
Отвечает: — Я с Полтавы! —
Гимнастерку расстегнул,
отгибает деловито
красный ворот, а под ним
во всю грудь рубаха шита
лугом сине-голубым.
Смотрят жинки на нее:
— То ж гуцульское шитье! —
Отвечает политрук: —
То работа наших рук!
По рубашке из сатина
на советской стороне
это вышила дивчина
из Черниговщины мне.

По-гуцульски и полтавски —
разговор один!
Сколько жили врозь годин,
но слова одной раскраски!
Сколько нас делило гор,
но в резьбе один узор!
Сколько жили под панами,
но в шитье один орнамент!
Ах, Гуцулщина-земля,
ты Полтавщине родня,
ты хозяишь на Карпатах
с красным знаменем на хатах,
горный кряж червонных рад!
С вольной жизнью, украинцы!
Львов и Киев — брату брат,
между нами нет границы
от Полтавы до Карпат!

Над высотой Страны Советов,
где облаками воздух вспенен,
протянет руку в даль рассвета,
лучу зари, товарищ Ленин.
Из Одинцова путник выйдет —
Москва за лесом, за рекою…
Но путник Ленина увидит
с простертою к нему рукою.
С дороги сбившись, летчик ищет
маяк Москвы в туманной каше,
и Ленин дружеской ручищей
аэродром ему покажет.
Гроза решит раскатом грома:
«Паду на дом, огонь раздую!» —
но Ленин отведет от дома
огонь и бомбу грозовую.
Его рука весь мир обводит —
вершины, низменности, воды…
И, может, вспомнит о свободе,
краснея, статуя Свободы.
С вершины нового Монблана
поэт увидит с удивленьем
мир, перестроенный по планам,
что людям дал товарищ Ленин.
И вы, с планетою в полете,
глазами обернувшись к другу,
всем человечеством пожмете
живую ленинскую руку!

Шар созрел, кожурою обтянутый тонко,
и сентябрьским румянцем звезды налился,
и сорвался, как яблоко, как ньютоновка,
не на землю, а с ветки земли в небеса!
Отступал от гондолы закон тяготения,
не кабину, а нас на земле затрясло.
Вся Москва и Воздушная академия
отступала, мелькала, а небо росло.
Им казалось, что зелень — это трава еще,
это сделался травкой Сокольничий парк.
Это был не Пикар — это наши товарищи
по совместной учебе, по тысячам парт.

Мы все с замирающим сердцем
фуражки задрали наверх
и тянемся к стратосферцам,
к втянувшей их синеве.
В том небе никто еще не был,
еще ни один аппарат,
и вот в девятнадцатом небе
советские люди парят.
И в это синейшее утро
ко мне на ворот плаща
упала дробинка оттуда,
как первая капля дождя.
Взлет стратостата и бег шаропоезда [2] Шаропоезд — поезд монорельсовой конструкции, созданный инженером Н. Г. Ярмольчуком в 1932–1934 годах. Поезд двигался на шарообразных колесах с встроенными в них электродвигателями, которые располагались в полукруглых желобах под деревянной платформой (в полномасштабном проекте платформа должна была быть бетонной). Примечание сканериста. ,
финиш машин, перешедших черту, —
все это нами ведется и строится
в век, набирающий быстроту.

Нам не до стылого,
нам не до старого.
Шар растопыривай!
Небо распарывай!
Юность сквозная,
жизнь раззадоривай, —
черт его знает,
как это здорово!

Как я завидую взвившейся радости!
Я как прибор пригодился бы тут,
взяли б меня как радостеградусник.
Чем я не спирт? Чем я не ртуть?
Эту глубокую, темную ширь
я б, как фиалку, для вас засушил.

Где ж это виделось?
Где хороводилось?
Нам это выдалась
быстрая молодость!
Молодость вылета
в шумное поле то,
в семьдесят градусов
верхнего холода!

Чтобы повсюду росли и сияли
нашей эпохи инициалы,
будет написано сверху небес
здесь и на блеске заоблачных сфер —
смелости
С
свежести
С
скорости
С
и радости Р.